Assassin's Creed. Единство
Шрифт:
– Пощадите меня, месье! Десять ударов! Боже мой!
– Кстати, не этой ли тростью наказывают у вас провинившихся девиц?
Мистер Уэзеролл загородил не всю замочную скважину: письменный стол попадал в поле зрения директрисы. Подойдя к столу, он взял трость, лежавшую там на почетном месте. Затем он спиной заслонил дальнейший обзор, а сам ловко схватил со стула директрисы подушку и перебросил мне.
Все было проделано очень гладко, будто мы играли этот спектакль каждый день. Мы представляли собой превосходный дуэт. Я подхватила подушку, положив ее на парту. Мистер Уэзеролл
– Начинаем, – громко, чтобы слышала мадам Левен, произнес мистер Уэзеролл и подмигнул мне.
Я встала сбоку. Мистер Уэзеролл отвесил подушке десять ударов тростью, каждый из которых сопровождался надлежащими звуками. Мне ли не знать, какие звуки при этом издает жертва экзекуции? Я представила себе раздосадованную, бормочущую проклятия мадам Левен. Ведь самого интересного она не увидела. После этого она наверняка примет решение незамедлительно переставить в кабинете мебель.
«Наказание» закончилось. Чтобы вызвать настоящие слезы, я подумала о маме, и они тут же появились. Вернув на место трость и подушку, мы открыли дверь. Мадам Левен стояла в вестибюле, на некотором расстоянии от двери. Я придала своему лицу страдальческое выражение. Мои покрасневшие глаза сердито скользнули по директрисе. Меня так и подмывало на прощание подмигнуть мистеру Уэзероллу, но я не поддалась искушению и быстро удалилась зализывать раны.
На самом деле, мне нужно было кое-что обдумать.
23 января 1788 г
Итак, дайте вспомнить, с чего же все началось… Ага, точно: с заявления Жюдит Пулу, что у мадам Левен есть любовник.
Как-то вечером, когда в дортуаре погасили свет, Жюдит как-то невзначай сказала, что у мадам Левен «есть любовник, с которым она встречается в лесу». Остальные девчонки посмеялись над этим, но мне было не до смеха. Мне вспомнился другой вечер, когда после ужина я выглянула в окно дортуара и увидела ненавистную директрису. Кутаясь в шаль, она торопливо спустилась по ступенькам школьного крыльца и растворилась в темноте.
Вела себя она довольно странно, отнюдь не как человек, собравшийся подышать воздухом. Она, постоянно озираясь по сторонам, шла по дорожке, которая вела к гимнастическим лужайкам. Возможно, дальнейший ее путь лежал в лес, росший вокруг школы.
Два вечера подряд я не отходила от окна, неся вахту. Во второй вечер мне повезло, и я снова увидела директрису. Как и в прошлый раз, она украдкой покинула школьное здание, озираясь по сторонам. Однако окна, открывшегося на втором этаже, она так и не заметила. Я выбралась на решетку, устроенную для плюща, быстро спустилась вниз и отправилась в погоню.
Наконец-то мне пригодилась моя прежняя выучка. Я превратилась в ночного призрака, стараясь не выпускать директрису из поля зрения. Я неслышно неслась за ней по пятам. Свет луны облегчал ей движение. Она направлялась в сторону полей гимнастических лужаек.
Преследуя директрису, я неминуемо должна была выйти на открытое пространство. Слегка нахмурившись, я сделала то, чему меня всегда учили мама с мистером Уэзероллом. Я оценила обстановку.
Расчеты меня не подвели. Эта ведьма продолжала идти, пока не достигла кромки деревьев и не растворилась среди стволов и кустарников. Я поспешила и нагнала ее, двинувшись по той же тропинке, по которой шла она. Я снова превратилась в призрака. Мне вспомнилась другая тропинка, по которой я ходила год за годом. Та выводила к пню, на котором сидел улыбающийся мистер Уэзеролл, тогда еще не сломленный маминой смертью и не пахнущий вином…
Я прогнала воспоминания, когда увидела впереди хижину землекопа и поняла, что именно сюда и спешила директриса. Я остановилась за деревом и замерла. Директриса тихо постучала. Дверь открылась.
– Мне так не терпелось увидеть тебя, – услышала я слова мадам Левен.
Послышался отчетливый звук поцелуя, и директриса исчезла внутри, плотно закрыв дверь.
Это и был ее любовник, с которым она встречалась в лесу. Землекоп Жак. Я ничего не знала о нем, лишь иногда видела за работой, да и то издали. Впрочем, кое-что я все-таки знала: он был значительно моложе мадам Левен. Ну и темная же лошадка наша директриса!
Я вернулась в дортуар. К несчастью для директрисы, я теперь не только знала ее грязную тайну, но и не брезговала пустить эти сведения в ход, чтобы добиться от нее желаемого. Именно это я и намеревалась сделать.
25 января 1788 г
Едва кончился обед, ко мне подошла Жюдит. Та самая Жюдит, рассказавшая мне и остальным о любовнике мадам Левен. Она не принадлежит ни к числу моих врагов, ни к тем, кто мне благоволил. Лицо Жюдит ничего не выражало. Она сообщила, что директриса незамедлительно требует меня к себе в кабинет для разговора о краже подковы с двери дортуара.
Я придала лицу страдальческое выражение. «Боже, неужто опять? Когда же кончится это пытка?» – говорила моя маска, хотя я с трудом скрывала ликование. Вызов к мадам Левен был мне только на руку. Директриса на блюдечке преподносила мне замечательную возможность. Сейчас я сообщу ей «благую весть», объявив, что мне известно про ее любовника Жака. Конечно же, она вознамерилась наказать меня тростью за кражу «подковы счастья». Но когда я выйду из ее кабинета, моя ладонь не распухнет от ударов, а душа не будет бурлить от очередной несправедливости. Я покину ее кабинет с письмом к отцу, где будет написано, что мадам Левен направляет его дочь Элизу для прохождения индивидуального обучения английскому языку в…
Если все пройдет по плану, так оно и будет.
Я громко постучала в дверь кабинета, вошла, расправила плечи, гордо подняла голову и уверенным шагом двинулась к окну, возле которого стоял стол директрисы. Подойдя, я шумно выложила на стол подкову.