Ассирийское наследство
Шрифт:
Удивленные детишки толпились вдоль левого борта, глядя на соседний трамвайчик.
Какой-то малыш подошел совсем близко к Ашоту, и тот взглянул на него так свирепо, что ребенок с ревом умчался к матери.
— Покажи деньги! — быстро приказал Ашот.
Гена, оглянувшись по сторонам, приоткрыл чемодан, стараясь, чтобы его содержимое не было видно никому, кроме Ашота.
Чемодан был плотно набит пачками зеленых кредиток.
— Быстро меняемся, — Ашот снял с плеча синюю сумку, — пока корабли не разошлись!
— Э нет, — Гена прижал к груди
Ашот огляделся по сторонам волчьим взглядом, убедившись, что никто на него не смотрит, запустил руку в сумку.., и лицо его удивленно вытянулось. Не доверяя своему осязанию, он вытащил на свет Божий содержимое сумки.
В его руке, матово поблескивая на ярком солнце, красовался бронзовый бюст вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина.
Лицо Ашота исказилось удивлением и яростью. Он вспомнил случайную встречу на причале, вспомнил фамильярные объятия давнего знакомого.., и вспомнил наконец самого этого знакомого.
— Маркиз, сволочь поганая! — вскрикнул Ашот, а затем выдал такой заковыристый поток ругательств, что возникший неподалеку мальчуган лет шести заорал от страха, а его мамаша схватила свое чадо и потащила прочь.
— Это что — шутка? — холодно осведомился Гена и полез в правый карман пиджака. — Ты хорошо подумал, прежде чем так шутить с нами?
Ашот взревел, перегнулся через перила речного трамвая и попытался дотянуться до вожделенного чемодана, который уже почти был в его руках. Гена вытащил руку из кармана. В этой руке был не пистолет, а всего лишь белый платок. По взмаху этого платка притаившийся на юте корабля снайпер нажал на спусковой крючок. Выстрел из пистолета с глушителем был не громче хлопка ладони. Ашот Арутюнян, слишком сильно перегнувшийся через перила, охнул и полетел в узкий зазор между двумя кораблями. Оплаченная им остановка закончилась, и речной трамвай, постепенно набирая ход, двинулся дальше по своему маршруту.
В кармане барона Гагенау запищал мобильный телефон. Номер этого телефона был известен только узкому кругу особо доверенных людей. Барон приложил трубку к уху и сухо прокаркал:
— Здесь Гагенау!
— Господин барон, — проворковал в трубке приятный женский голос с сильным славянским акцентом, — я очень, очень хочу с вами снова увидеться!
— Что? — удивленно переспросил барон. — Кто это говорит?
— Неужели вы меня уже забыли? А мне казалось — я была вам так дорога!
— Что за чушь? Кто это говорит? — снова повторил барон.
Он отключил бы телефон, но прежде хотел узнать, кто мог разболтать номер его личного мобильника.
— Это я, Ламашту, — ответил чарующий голос, — я так хочу вернуться домой! Господин Зарудный не оправдал ваше доверие.
— Что? — Барон от волнения немного охрип. — Это не телефонный разговор.
— Я тоже так считаю, — промурлыкала женщина. — Встретимся завтра утром в одиннадцать в итальянском кафе возле Михаэльскирхе.
На следующий день барон, оставив свой «бентли» с шофером в двух кварталах от места
— Присаживайтесь, господин барон, — предложила девица вполголоса и уже совсем тихо, прикрывая рот рукой, добавила:
— Я — Ламашту.
Барон, инстинктивно оглядевшись по сторонам, сел за столик.
— Меня похитили, — жалобно прошептала девица, — а я так хочу вернуться домой, в вашу коллекцию!
— Прекратите паясничать! — оборвал ее барон. — Статуэтка у вас?
— Допустим! — Девица перешла на более деловой тон.
— Чем вы это докажете?
На колени барона лег плотный конверт.
Он осторожно приоткрыл его и увидел моментальную фотографию, сделанную «полароидом» — золотая ассирийская статуэтка покоилась на свежем номере «Зюддойче Цайтунг».
— Допустим, — как эхо повторил барон, убрал фотографию в конверт и вернул его хозяйке. — Каковы ваши условия?
Девица, снова перейдя на пискляво-жалобный тон, ответила:
— Мои похитители хотят три миллиона.
— Дойчмарок? — осведомился барон.
— Обижаете. Только долларов!
— Безумие! — барон был лаконичен.
— Напротив, — девица снова заговорила сухо и деловито, — это очень выгодное предложение. Вы уже получили страховку от компании АСЕ, она составила десять миллионов. Так что вам куда выгоднее заплатить три миллиона и оставить себе разницу. В противном случае мы сами можем связаться со страховой компанией, возвратить статуэтку, которую мы, допустим, нашли на помойке за этим кафе, и получить премию — это миллион долларов, тоже неплохо. Так что выбирайте сами...
— А если я сейчас сдам вас в полицию? — деловито осведомился барон.
Девица пожала плечами:
— Тогда вы в любом случае будете в проигрыше. Страховку придется вернуть, а мы, кроме всего прочего, располагаем записями кое-каких телефонных разговоров, которые доказывают вашу причастность к похищению статуэтки...
— Ладно, — оборвал ее барон, — вы меня убедили. Когда и как произведем обмен?
— Вы деловой человек, господин барон! Обмен произойдет на площади перед полицай-президиумом в тринадцать ноль-ноль. Это на тот случай, если вам почему-нибудь захочется решить проблему силовым методом.
— Что вы, что вы! — Барон замахал руками. — Мне только нужно время, чтобы получить такую сумму наличными. Пусть это будет в четырнадцать ноль-ноль.
— Хорошо, — девица встала из-за стола, — деньги должны лежать в серебристом кейсе. И не вздумайте мухлевать, барон.
Помните про телефонные разговоры.
В четырнадцать ноль-ноль перед главным входом в баварский полицай-президиум остановился серебристый «бентли». Шофер открыл дверцу, и из машины вышел известный финансист и коллекционер барон Гагенау. В руке он держал объемистый серебристый кейс — под цвет своего автомобиля.