Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая
Шрифт:
– Нет, не по моей. Я бы не дал. Тут другие силы вмешались, страшные силы. Но дальше слушай. Эксперимент увлек меня необычайно. Ни о чем другом думать не мог и слушать никого не хотел, даже голоса. Жена была немного в курсе, сама догадалась. Просила, увещевала. А я ни в какую. Играл, играл, пока не залетел в подсознание к начальнику. А там бред, мрак, геенна огненная. Выводили меня из нее лекарствами в больнице. Три дня я пролежал в полной отключке, помню только, как в моем теле кто-то поселился
Врачи так ничего не поняли, кололи, пока не пережгли все каналы. Тогда он меня отпустил…
Вышел я из больницы, а начальника уже нет. Помыкался я немного и стал новый объект искать. Голос меня предупреждал – остановись, да я не слушал. Тогда он прямо заявил: если не перестанешь хорохориться, уничтожим. Я в смех. Как, говорю, ты меня уничтожишь? Ты ж бестелесный, а я живой! А он мне говорит: к окну подойди. Каждый, кто будет проходить мимо, остановится и волосы поправит. Подошел я к окну, смотрю. Все точно, останавливаются и поправляют. Я вниз побежал, проверять. Может, думаю, там витрина или окно так отсвечивают. Человек перед зеркалом всегда прихорашивается. Ничего нет, первый этаж – глухая стена, помнишь, магазин хотели делать, а потом превратили в склад и забыли.
– Помню, конечно. Сколько мы вдоль нее нагуляли, пока вы с женой прихорашивались. Вы ведь всегда опаздывали, на любое мероприятие. Помнишь?
– Еще бы! Перед выходом тысячу дел вспоминала. Нерасторопная была. И заполошная. Чуть не так, сразу в крик. Когда выбирал ее, скромной казалась, громкого слова не скажет, все простите-извините. Ну, ладно, покойницу тревожить… В общем, не поверил я голосу. Пугает, решил, пусть пугает, не поддамся. Решил и сразу в окно полез.
– Сам полез?
– Сам! Кричишь – не хочу! – а руки не слушаются. Открыл я окошко, залез с воем, на подоконник – и ласточкой вниз. Только перед самой землей кто-то меня подхватил, да завернул на бок. Ударился я больно, ногу сломал, но жив остался. С четвертого «сталинского». Там метров двадцать, не меньше, да вниз головой. Опять больница. Соврал, будто окна мыл и поскользнулся. Все поверили, кроме жены.
– И мы поверили, разве другое в голову могло прийти! Ты, конечно, слыл кучерявым парнишкой, но не настолько.
– Из больницы я вышел и угомонился на полгода. И они меня в покое оставили. Только это – как болезнь. Искус невозможный, стоять перед накрытым столом и не приложиться. Короче говоря, через несколько месяцев принялся за старое. После первого опыта голос сразу возник. Ладно, говорит, раз такой упрямый – заходи. Но знай, дверь открывается только в одну сторону. Обратно ходу нет. Раз вошел, то уже навсегда. Согласен? И я согласился.
– Ну, и?
– И все. Так и живу с тех пор. Со своим светом, как лампочка
– Ладно, – Боря похлопал Николая Александровича по плечу и слегка приобнял. – Решено, никуда ты отсюда не поедешь. Сидишь там один, точно сыч, в пустой квартире, вот и лезет в голову всякая мура. Мы тебе живо присмотрим фигуристую евреечку, оформим законный брак – и ты на пляже. Нельзя мужику одному – закон природы! У Алки в группе куча голодных бабелей и все по каббалистической линии, чисто для тебя.
– Уймись. Не для того сюда ехал.
– Так заодно, идя через мосточек. Решайся!
Николай Александрович отрицательно помотал головой. Разговор смолк, в тишине надсадно лаяли собаки Вифлеема.
– Я вот чего понять не могу, – Боря снял руку с плеча Николая Александровича. – Алка моя и сын три раза в день Бога молят, дабы прозрел я и в веру истинную обратился, а он не отвечает. Как же так? Просят ведь люди, от души просят, чего же он молчит?
– А почему ты решил, что молчит?
– Ну так, по результату, по эффекту конечному.
– А может, он уже ответил.
– Ну! – Боря резко сменил позу, – откуда ты знаешь?
– Знать не знаю, но некоторые предположения имеются.
– И что же он сказал?
– Он сказал – нет.
– Тьфу! Шуточки у тебя.
– Пусть будет шуточки.
– Ну, хорошо, вот ты с голосом жизнь прожил, с подсказкой космической, а кто с тобой разговаривает, выяснил? Может, на тебе КГБ аппарат свой испытывал, а ты голос старшины за глас небесный принимал. Тут каждый день в газетах такие страсти про контору пишут, непонятно, как мы выжили.
– ГБ здесь ни при чем. Когда человек был совсем юным, создатели помогали ему через эту связь, вели, будто ребенка на помочах. Ребенок вырос, и механизм заблокировали, но у некоторых особей защита сбоит. Так возникает контакт.
– Создатели, говоришь. Да тебя черти всю жизнь за нос водят, а ты им молебны служишь. У тебя икона в доме есть?
– Нет. – Николай Александрович побледнел. Дурачок Боря, сам того не подозревая, попал в открытую рану. – Нет у меня иконы. Только сто томов «всемирки» и два десятка подписных изданий.
– Этим от чертей не спасешься. Вот у нас на каждой двери штука висит, как икона, только поменьше, и в трубочку свернута. Никакой леший не заберется! И вообще, знаешь, мне сынуля однажды умную вещь сказал, тогда я не понял, а на твоем примере дошло: кто заигрывает с силами зла, в конце концов становится игрушкой в их руках.
Трах-тах тах-трах – от бетонного забора посыпались искры, словно в него ткнули сварочным электродом. И еще раз – трах – тарарах-тах-тах.
– Ну, началось! – Боря подскочил со скамейки. – Сейчас наши ответят.