Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы

Хайнлайн Роберт Энсон

Свобода, откинувшись назад, оперся на свой костыль и зашагал ко входу в коридор со светящимися стенами. Охранники, выстроившись полукругом, шли чуть впереди и сзади него, рыская глазами туда-сюда. Айязу был рядом. Нельзя сказать, чтобы Свобода боялся террористов. Вообще-то сейчас работала ночная смена, потому что Комиссариат Психологии был главной цитаделью Федерального правительства. В этот час на этаже не должно было быть никаких мелких сошек.

В конце холла находилась комната для телеконференций. Свобода заковылял к легкому креслу. Айязу помог ему сесть и поставил перед ним письменный стол. Возле большинства людей, смотревших с экранов, находились советники. Свобода,

не считая охранников, был один. Он всегда работал в одиночку.

Премьер Селим кивнул. Позади него виднелись открытое окно и пальмы.

— Ах, наконец-то вы здесь, Комиссар, — сказал он. — А мы уже начали беспокоиться.

— Я прошу извинить меня за опоздание, — ответил Свобода. — Как вам известно, я никогда не занимаюсь делами дома, поэтому мне пришлось приехать на конференцию сюда. Да, кессон под моим фундаментом дал течь, гидростабилизаторы отказали, а прежде чем узнать, что случилось, я как раз выяснял сколько времени у осьминога, страдающего морской болезнью. Он мне наврал на десять минут.

Шеф безопасности Чандра заморгал, открыл свой рот, чтобы выразить протест, но потом кивнул:

— Ах, вы шутите. Я понимаю. Ха.

У себя в Индии он проводил заседания на рассвете, но правители Земли привыкли к нерегулярному расписанию.

— Давайте начнем, — предложил Селим. — Я думаю, обойдемся без формальностей. Но прежде чем без промедления заняться делами, я хочу спросить, нет ли чего-нибудь крайне безотлагательного?

— Э… — робко начал Ратьен, занимавший пост Комиссара Астронавтики. Это был слабовольный сын последнего премьера. Благодаря отцу он и получил свое кресло, и с тех пор никто так и не взял на себя труд отобрать его. — Э… Да, джентльмены, мне бы хотелось вновь поднять вопрос о фондах для ремонта… Я имею в виду то, что у нас есть несколько вполне хороших звездолетов, на ремонт которых требуется всего несколько миллионов, и они смогут… э… снова отправиться к звездам. И потом академия астронавтики. Право же, качество последних новобранцев оставляет желать много лучшего, так же как и их количество. Мне думается, если бы мы — а особенно мистер Свобода, поскольку это, кажется, относится к его министерству, — развернули широкую пропагандистскую кампанию, адресованную младшим сыновьям в семьях Стражей… или Граждан профессионального статуса, которая убедила бы их в важности профессии астронавта, возвратила бы ей… э… былой романтический ореол…

— Пожалуйста, — перебил Селим, — в другой раз.

— Однако я мог бы кое-что ответить, — вмешался Свобода.

— Что? — Шеф Металлургии Новиков с удивлением воззрился на него. — Вы — один из инициаторов этой спецконференции. И вы хотите, чтобы мы тратили время на не относящиеся к делу вопросы?

— Нет таких вопросов, которые не относились бы к какому-нибудь делу, — пробормотал Свобода.

— Что? — переспросил Чандра.

— Я всего лишь процитировал Энкера — отца философии конституционалистов, — ответил ему Свобода. — В один прекрасный день, возможно, вы попытаетесь понять то, что сейчас хотите проигнорировать. Я убедился, что такое стремление способно творить чудеса.

Чандра покраснел от досады.

— Но я не хочу… — начал было он, однако не стал продолжать.

Селим выглядел сбитым с толку. Ратьен жалобно сказал:

— Вы хотели высказаться по моему делу, мистер Свобода.

— Хотел.

Маленький человечек зажег еще одну сигарету и глубоко затянулся. Его глаза, поразительно и волнующе синие на лице, подобном лицу мумии, скользили от экрана к экрану.

— Комиссар Новиков мог бы привести вам вполне подходящее объяснение упадка астронавтики: все больше людей и все меньше

ресурсов с каждым днем. Мы так же не можем позволить себе межзвездную разведку, как и создание представительного правительства. Следы того и другого уничтожаются так быстро, как только позволяет наша боль, а также боль конституционалистов. Насколько мне известно, однако, скорость этого процесса все же не так высока, как того хотелось бы некоторым из вас, джентльмены. Но двадцать лет назад правительство, слишком грубо подталкивая социальные перемены, спровоцировало Североамериканское восстание.

Свобода ухмыльнулся.

— Так что вы должны принять этот урок к сведению и не подстрекать Министерство Астронавтики к мятежу. Легче поддерживать в действии несколько звездолетов еще на десяток—другой лет, чем штурмовать баррикады из картотек, обороняемые доведенными до отчаяния бюрократами, которые будут размахивать окровавленными в трех измерениях флагами. Но, со своей стороны, мистер Ратьен не должен ожидать, что мы будем не только расширять, но даже и содержать его флот.

— Мистер Свобода!.. — задохнулся Ратьен.

Селим откашлялся.

— Всем нам известно незаурядное чувство юмора Комиссара Психологии, — сказал он тусклым голосом. — Но поскольку он упомянул конституционалистов, я предполагаю, он тем самым хотел дать понять, что пора переходить к главному.

Все обратили взгляды на Свободу и замерли, ожидая. Он окутал себя клубами сигаретного дыма и ответил:

— Отлично. Осмелюсь сказать, травля Комиссаров — жестокий спорт, которому я лично предпочел бы охоту на улицах за хорошенькими девушками-Гражданками и проведение с ними специального инструктажа в течение нескольких недель.

На сей раз Свободу наградил свирепым взглядом Ларкин, Шеф Морских Культур.

— Возможно, — продолжал как ни в чем не бывало Свобода, — сне все из вас знают, каков главный вопрос сегодняшней конференции. Я представил на рассмотрение Премьера, мистера Чандры и Коменданта Северной Америки новый рапорт о конституционалистах. Он оказался таким спорным, что для его обсуждения решено было пригласить всю Комиссию Стражей.

Он кивнул Селиму. Грубое сероватое лицо Премьера казалось — немного испуганным. Впечатление было такое, что именно Свобода дал ему разрешение начать. Он вздохнул, заглянул в бумаги, лежавшие на его столе, и сказал:

— Вся беда в том, что конституционалистов нельзя рассматривать как политическую группу. Если б это было так, мы бы хоть завтра выловили их всех. У них нет даже формальной организации и какого бы то ни было соглашения, которое бы их объединяло. Единственное общее между ними — их философия.

— Плохо, — пробормотал Свобода, — философские учения рационализируют эмоциональные отношения. Их философия — это самое натуральное смещение к фрейдизму.

— Что это такое? — поинтересовался Новиков.

— Вам следовало бы знать, — сладким голосом промолвил Свобода. — Вы в этом деле неплохой специалист. Однако продолжим. Официально термин «конституционализм» лишь отражает отношение к физическому миру, которое подразумевает, что мысли основаны на конституции (или составе) реальности. Можно было бы назвать это антимистицизмом. Но я вырос здесь, в Северной Америке, где половина населения все еще говорит по-английски. И я могу вас заверить, что в английском языке слово «конституция» имеет дополнительную смысловую нагрузку. Североамериканское восстание было вызвано тем, что Федеральное правительство постоянно и самым демонстративным образом нарушало даже не дух старой, бедной, много раз исправленной Конституции (к чему, кстати, оно и само приложило руку), а саму букву этой Конституции.