Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы

Хайнлайн Роберт Энсон

Коффин, обдумав все это еще перед полетом, счел за лучшее будить мужей и жен в разное время.

Для обычного мужчины сознавать, что всего лишь в нескольких метрах от него лежит женщина — мучение. Ужасно видеть ее, скрытую накидкой, во время телеконференций (кто знает, может быть, маски лишь усугубляли страдания, подталкивая воображение?). Не соблазн ли взломать опечатанные двери жилых помещений и холодильных секций, заставлял членов команды, несущих вахту на женских кораблях, возвращаться на свои собственные

корабли, чтобы поесть и отдохнуть.

Сейчас, в ожидании Терезы, Коффин подумал сам о себе: «Благодари Господа, что он надоумил тебя сделать так, и надейся, что Сатана немногого добьется, когда все будут разбужены на Растуме».

Коффин напряг мышцы. «Никакие правила не помогли бы, если бы в нас врезался большой метеорит, — напомнил он сам себе. — А происшедшее еще опаснее столкновения. Так что плевать, кто что подумает».

Вернулся Карамшан и, отдав честь, сказал, задыхаясь:

— Мисс Дилени встретится с вами, капитан. Сюда, пожалуйста.

— Благодарю.

Коффин последовал за ним к главному отсеку корабля. Ключи от его двери имели только женщины. Но сейчас дверь была открыта настежь.

Коффин заторопился и разлетевшись, ударился о дальнюю стенку и отскочил от нее, как пробка.

Тереза расхохоталась. Она закрыла дверь и заперла ее на ключ.

— Это чтобы не вводить в искушение, — сказала она. — Несчастные праведники! Прошу, адмирал.

Он повернулся, почти боясь этого момента. Высокую фигуру скрывал мешковатый комбинезон, но накидки уже не было.

На его взгляд, Терезу нельзя было назвать красавицей: курносый нос, квадратный подбородок. К тому же она была в том возрасте, когда незамужняя женщина уже считается старой девой. Но ему нравилась ее улыбка.

— Я… — он не знал, как начать.

— Идемте за мной.

Она провела его по короткому коридору, выложенному плитками с искусственной гравитацией.

— Я предупредила остальных женщин, чтобы они не появлялись. Так что можете не бояться.

Они остановились перед дверьми небольшой спальни, отделенной перегородкой.

В полет разрешалось брать очень мало личных вещей, но Терезе удалось сделать свою комнату уютной. Рисунки на стене, в том числе портрет Шекспира, несколько томов Энкера, микропроигрыватель. На дисках Коффин прочел имена Баха, Бетховена и Ричарда Штрауса — композиторов, чьи творения можно было слушать бесконечно.

Тереза взялась руками за пиллерс и, кивнув, внезапно посерьезнела.

— Так что за дело у вас ко мне, адмирал?

Опершись на локти, Коффин сцепил руки замком и, укрыв за ними нижнюю половину лица, уставился на свои пальцы. Они непроизвольно сжимались и разжимались.

— Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос, — глухо произнес он, с трудом выталкивая из себя фразы. — Я никогда прежде не сталкивался с подобной проблемой. Если бы дело касалось только мужчин,

мне кажется, я смог бы справиться с ней. Но сейчас речь идет еще о женщинах и детях.

— И поэтому вы хотите знать точку зрения женщины. Оказывается, вы мудрее, чем я думала. Но почему вы обратились именно ко мне?

Коффин заставил себя смотреть ей прямо в глаза.

— Вы кажетесь мне самой здравомыслящей женщиной из тех, кто сейчас бодрствует.

— Неужели? — Тереза рассмеялась. — Комплимент очень лестный, но почему бы вам не произнести его своим парадным твердым голосом и впридачу не посмотреть на меня своим свирепым взглядом? Чувствуйте себя непринужденно, адмирал.

Тереза по-петушиному вздернула голову и, наклонив ее слегка набок, рассматривала Коффина.

— У меня к вам тоже есть вопрос. Некоторые из женщин не понимают, в чем заключается проблема. Я пыталась им объяснить, но ведь на Земле я была всего лишь офицером флота и никогда не отличалась математическими способностями, поэтому, боюсь, здорово напутала. Вы не могли бы рассказать об этом подоходчивее?

— Вы имеете в виду вопрос разновременности?

— Некоторые из них называют это «вопросом о невозможности возвращения».

— Чепуха! Удаляясь от Солнца, мы набирали ускорение при силе тяжести, равной единице. Хотя была возможность увеличить ускорение, мы боялись это сделать, потому что огромное количество оборудования на борту кораблей слишком хрупко. Например, холодильные саркофаги могли расплющиться и погубить лежащих внутри людей, если бы мы увеличили ускорение хотя бы в полтора раза.

Чтобы достичь максимальной скорости, нам потребовалось около трех месяцев. За это время мы едва покрыли расстояние в полтора световых месяца. Теперь нам предстоит лететь с такой скоростью почти сорок лет. Я имею в виду космическое время. Согласно парадоксу относительности времени, для летящих на кораблях флотилии пройдет тридцать пять лет. Но разница не ахти какая. В конце путешествия три месяца займет торможение при той же самой силе тяжести, что и в начале, и спустя полтора световых месяца мы войдем в систему Эпсилон Эридана с относительно низкой скоростью.

Наш межзвездный маршрут был рассчитан с большой тщательностью, но кто поручится, что в итоге, в анналы астрономических обществ не будет внесена отметка о еще одной ошибке.

К тому же нам придется маневрировать, выходя на орбиту вокруг Растума, посылать туда и обратно транспортные планетарные суда. Для этого мы везем туда запас реактивной массы, который позволит нам изменить скорость примерно на тысячу километров в секунду, когда мы прибудем к месту назначения.

Теперь представьте себе, что, достигнув максимальной скорости, мы решили немедленно поворачивать назад. Нам пришлось бы тормозить при той же самой силе тяжести.