Астронавты. Пленники Сумитры
Шрифт:
Бой-Баба остановилась и уставилась на них с открытым ртом.
— Крышечка, — сказала она. — Край крышечки был на ощупь шероховатый. Неровный какой-то. Как будто его… — она внимательно посмотрела на них, — как будто его уже снимали и потом надели снова, — закончила она.
Они переглянулись. Охранник кивнул:
— Все понятно, — сказал он. — Прости, что разбудили. — И повернулся к Тадефи: — Всегда меня слушай. Когда ты в детском саду в доктора играла, я уже в нелегалах ходил и свою агентуру имел. Но
— А что? — спросила Бой-Баба.
Охранник промолчал.
— Состав, который ты ввела Коку, был не нанотестер, — сказала Тадефи. — В инъекторе были остатки глюкозы.
Она замерла, переводя взгляд с Тадефи на дядю Фиму и обратно.
— Ты понимаешь, что это значит? — дядя Фима наклонил голову и смотрел на нее с прищуром.
Бой-Баба задумалась.
— Нанотестер определяет уровень глюкозы в крови, — сказала она. Стало быть, если во введенном составе есть посторонняя глюкоза, то он будет врать. Как китайский будильник.
Тадефи кивнула.
— А если он будет врать, — продолжила Бой-Баба, — то искусственная поджелудочная получит его сигналы и подумает, что в крови слишком много глюкозы. И произведет слишком много инсулина.
Она замерла. Посмотрела на обоих.
— И что тогда — кома?
Тадефи вновь кивнула:
— Смерть. А повышенное содержание инсулина в крови после смерти обнаружить невозможно. И все чисто.
— Ты понимаешь, что это значит? — Дядя Фима не сводил с нее глаз.
Бой-Баба подумала. Помотала головой.
Охранник наклонился над ней и произнес очень тихо, в самое ухо:
— Значит, это был не несчастный случай.
Бой-Баба открыла рот от изумления. Сидела в кровати, переводя взгляд с одного на другого.
— И вы решили, что это я? — наконец сказала она. — Поэтому и пришли? Так?
Тадефи накрыла ее руку своей:
— Мы ни одной минуты не думали, что это ты.
— Почему? — буркнула Бой-Баба. — Я же ввела ему этот чертов препарат.
— Я знаю, — подтвердил охранник. — И все это знают.
— Ну так как же… — пробормотала она.
— И я подумал, — дядя Фима запустил лапищу в свою седую гриву и почесал затылок, — раз все это знают, значит, глупо было бы тебе его убивать.
— В этом убийца просчитался, — добавила Тадефи.
— Убийца?
От этого слова сами стены корабля похолодели и отстранились.
— Так что одну вещь я с твоей помощью уже о нем знаю, — продолжил дядя Фима. — И надеюсь, что узнаю что-нибудь еще.
Бой-Баба молчала. Сердце стучало.
— А Майер знает? — наконец спросила она.
Охранник замялся. Сел рядом с ней на койку и положил руку ей на плечо.
— А как по-твоему, — сказал он, — стоит нам говорить Майеру?
Она задумалась. Посмотрела на обоих.
— Вы потому спрашиваете, что подозрение
Охранник усмехнулся:
— Если бы я тебя подозревал, золотая, я б тебя не спросил бы… — Он поднялся. — Еще раз прости, что разбудили.
— Ничего, — буркнула она. — Мне все равно на вахту пора вставать.
Они попрощались и вышли. Бой-Баба помедлила, вылезла из постели и начала одеваться.
Выйдя из жилого блока, Бой-Баба замерла на углу коридора. Тут кто-то был. Ничего не видно, не слышно, но астронавтка чувствовала своей сгоревшей, клонированной кожей, что она не одна.
Рука собралась в кулак, напружинилась. Что на этот раз? Кто? Бой-Баба медленно поворачивала голову. Глаз вперился в полумрак.
Никого.
Шаг. Еще один. Она приникла к стене, стелилась по ней телом. Ладони скользили по ребристому пластику, задевали за клеммы разъемов. Темноватая арка между двумя блоками коридора. Еще шаг.
Она затылком чуяла, что тут кто-то есть. Мысленно перебрала всех. Пожалуй, что на убийство способен каждый. Кроме Живых. В нем она уверена больше, чем в себе. Да и мотива у него нет.
А у кого есть мотив? Ладони вспотели, спина взмокла. Противно.
Да кто ж ее так ненавидит? За что? Что она кому сделала?
Бой-Баба навострила искусственные уши, стоившие страховке диких денег. Что-то было, какой-то посторонний призвук, помехи… дыхание.
Впереди, через несколько метров, — обзорный павильон. Если ее кто-то поджидает, то именно там. Ящерицей юркнув вдоль стены, астронавтка остановилась под аркой, где коридор расширялся в просторную камеру с иллюминаторами вдоль стен.
И сразу услышала дыхание. Правее. Ближе.
— Кто это? — спросил глухой голос.
— Это я, — механически сказала она. Тень в углу возле иллюминатора шелохнулась.
Инспектор. Он сгорбился, упершись руками в стекло иллюминатора. Напомаженные волосы сбились и стояли на узенькой головенке колом. Налитые кровью глаза в темных впадинах. Мятый костюмчик — где он его так изжевал?
Пассажир наклонил голову, скрывая от нее лицо.
Может, он пьян? Или на таблетках? На этих… интенсификаторах?
— Я вам воды принесу, — предложила Бой-Баба.
— Нет! — он схватил ее за руку. — Нет! Пожалуйста. Это одна минута… сейчас пройдет. Я… давайте присядем.
Электорий с трудом произносил слова, делая между ними большие паузы, и до нее не сразу дошло, что инспектор — впервые за весь полет — заговорил по-русски, а не на своем ломаном английском. Впрочем, и по-русски у него с непривычки выходило неважно. Напротив иллюминатора стояла скамеечка, и она повела его к ней. Суточкин рухнул на сиденье, не выпуская ее руки. Некоторое время молчал и наконец проговорил, глядя в сторону: