Ася
Шрифт:
Вот это, твою мать, командировка! Грех жаловаться и кого-то обвинять. Тем более что кое-кто меня предупреждал.
«Саша, я возвращаюсь!» — пока кручу баранку, набиваю сообщение Фролову. — «В гостинице живут клопы и квартирует контингент, мягко говоря, не конструктивный и не подходящий. Не с кем даже козла забить. Всё маргиналы, да отщепенцы с социальной низкой ответственностью. Короче, радуйся! Все расходы только за мой счет. Встретимся в конторе послезавтра».
«Ты сбежал?» — хихикает пятеркой жирных желтых смайлов мой лучший друг.
«Иди
«В полночь?» — большие круглые глаза и светло-желтый хрен с улыбкой идиота.
Не буду реагировать. Пусть катится к чертям и обойдется, избавлю болезного от объяснений.
— Эй! — хлопаю ладонью по толстому стеклу. — Откройте, пожалуйста.
— Что Вы хотите? — откуда-то из подземелья отвечает до безобразия накрашенная толстая девица.
— Розы! — воплю, при этом тычу пальцем, указывая продавщице на урну с крупными одноименными головками. — Все! Главное, чтобы нечетное число. Пожалуйста, милая. У меня есть деньги, — теперь я лезу за портмоне в задний карман своих брюк, вытягиваю и кручу ей перед носом, которым флористка упирается в стекло с той стороны цветочного киоска.
— Мы уже закрыты! — бормочет, открывая дверь. — Какие? — вопит мне в спину.
— Эти! — равняюсь с тем, что выбрал, разглядывая ассортимент через огромную витрину.
— Все, что ли?
— Проблема?
— Нечем перевязать. Я… — она оглядывается по сторонам, затем вдруг начинает вокруг себя вращаться, при этом дергая плечами, будто ни черта из сущего не понимая.
— Упаковка не нужна. Веревка есть?
— Найду, — она все-таки сменила гнев на милость. — Где же Вы так начудили, молодой человек? — подмигивает и наконец-таки подходит к нам с пластиковой тарой, в которой зевают полуоткрытыми бутонами гордые цветы с шипами и толстыми стволами по ширине в мой средний палец.
— Хочу порадовать одного хорошего человека.
— Розами? — таращится рыбьими глазами.
— Жена любит цветы.
— Это все жене?
— Да.
— Повезло, — гундосит, покачивая головой. — Концы подрезать?
— Сделайте все по протоколу. Я заплачу, — растаскиваю свой лопатник, демонстрируя девице огромную платежеспособность очень-очень запоздалого клиента…
Один…
Девять…
Восемь…
И опять… Один!
Год чьего-то, видимо, рождения?
Без ошибок набираю код и отключаю сигнализацию, с которой Ася, как это ни странно, с недавних пор на твердую пятерочку справляется. Растет жена и продвигается.
Огромный букет, который я несу в руках, цепляется цветочными стволами за штанины, оттягивает ткань и затрудняет, если честно,
Ночник? Что за… Твою мать! Звезды, звезды, звезды… Млечный путь и бесконечная Вселенная! Маленькие точки кружат на потолке в нашей спальне. Жена лежит на боку, подложив под щеку молитвой сложенные ладони. По-прежнему невинность изображает? А дышит, дышит как? Почти как ангелок. Сажусь на корточки, устраивая и себя, и розовый букет перед ее лицом.
— Жена? Ш-ш-ш-ш, — зову и выдыхаю в нос теплый мягкий воздух.
Крепко спит или все же притворяется?
— Приве-е-е-е-т, — шепчу, почти выкрикивая.
Я замечал неоднократно, чем тише я стараюсь говорить — шиплю или цежу сквозь зубы, — тем громче я звучу и зачастую, между прочим, всегда бываю услышанным каждым из присутствующих.
— Ася-я-я-я? — направляю в нос букет. — Смотри, что я привез?
Витые лепестки щекочут кожу, а жена отмахивается от живой помехи узенькой ладонью.
— Просыпайся, синеглазка, — вожу туда-сюда.
— М-м-м, — ворочается и носом утыкается в подушку.
— Ах, так! — убираю от ее лица цветы, и зарываюсь рядом с ней в ту же мягкую подушку, щекой еложу по женскому виску, губами задевая распущенные волосы.
— Ходят волны на просторе, то ли поле, то ли море, — теперь, посмеиваясь, напеваю песню, которую услыхал давным-давно, еще в безоблачном, зеленом детстве.
Не помню — где, не помню — кто, не помню — как!
— Синий лён! Тихим шорохом прибоя обручил меня с тобою, — на одну секунду замираю, жена раскачивается, немного ерзает, а затем… Чихает, фыркает, смущается! Но все-таки прислушивается? Затихает, наслаждаясь!
— Синий лён! Горит, как пламя, синий лён, и, если я в тебя влюблён, твои глаза сияют добрым светом. Виноват, наверно, в этом, — ресницами трепещет, моргает неохотно, корчит рожицу и наконец-то просыпается. — Синий лён!*
— Костя? — жена пытается подняться. — Ты? Я… Что происходит? — скашивает взгляд, рассматривая звёздное небо, которое раскинулось на потолке этой спальни. — Это сон? Что со мной? Ты… — водит перед мои лицом ладонью, затем касается лба, бровей и носа, спускается на губы, но останавливается на слегка заросшем подбородке. — Привет! — мягко улыбается.
А я целую эти губы, пока в башке звучит заезженная старостью пластинка:
«Ведь он волшебник, синий лён, нам снова сказки дарит он, и наяву весь мир наполнен снами, может, просто шутит с нами, синий лён? Твой синий лён, в который я влюблён».
*Синий лён — песня на музыку Р. Паулса, стихи А. Курклиса, исполняла Лариса Мондрус.
Глава 12
Чему завидовать? Я не любовь!
— Ступина-а-а-а-а! — визжит с распахнутыми по сторонам руками поджарившая кожу на палящем солнце Лерка. — Привет, детка! Маленькая моя, подруженька любимая. Господи, сколько времени прошло?