Ать-два, левой…
Шрифт:
«Санечка, милый, любимый мой человек! Я тебе пишу сразу, как узнала. У нас будет малыш, как мы и мечтали, как задумали. Вот теперь я сильная! Я очень сильная! Ты дал мне эту силу – ждать и дождаться тебя. И будет у нас Ульяна с Ульяновской. Правда, здор ово?
Как ты, мой любимый, мой муж? Ведь верно? Сбереги себя для
Целую.
Твоя Валя».
Валя пошла отправлять письмо. На улице заметно похолодало. Сто раз пожалев, что так легко оделась, Валя старалась прибавить шаг. После почты она опять забежала к тёте Тане, но опять её не застала. Все работали несколько смен подряд. Валя хотела написать записку, но остановила себя. Кто о таком пишет на клочке бумаги? Написала просто: «Заходила два раза, хотела справиться, пришло ли вам письмо от Саши. Уверена, что пришло, как и мне. И ещё: очень надо увидеться. Зайду завтра». Валя сложила записку и, положив под дверь, ушла с чувством выполненного долга.
Уже смеркалось. Пронизывающий ветер гнал её по переулку. Валя зябко куталась в тонкий плащ и мечтала о чае. Казалось, что вот-вот пойдёт снег – до того стало холодно. Придя домой, она долго тёрла озябшие руки, сидя на маленьком стульчике, прижавшись к тёплой буржуйке. Затем Валю накрыл сон. Она легла на диван и, свернувшись калачиком под шерстяным пледом, стала медленно и глубоко уходить в сон. От разогретой буржуйки шло тепло, Валя улыбнулась и закрыла глаза. «Как же хорошо. Вот бы и войны не было», – с этими мыслями она провалилась в мир грёз.
Сашка Корольков письмо получить не успел. Сроки подготовки были значительно сокращены, так как Калининский фронт требовал немедленного подкрепления. Командованием было принято решение: привлечь новые поступления призывников и во что бы то ни стало освободить территорию от захватчиков. Москву защитить любой ценой. Советское командование разработало
Сашка часто представлял себе этот первый бой. Когда давали команду «отбой», он ложился, укрывшись колючим одеялом, и рисовал в своём воображении, как он, Саня, московский студент, будет беспощадно бить врага, как он отважно на передовой разгромит фашистов, чтобы неповадно было лезть на чужие земли. И вот оно – завтра присяга, затем всем выдадут обмундирование, оружие и вперёд: за Родину, за Сталина, за Москву, за Валю и маму!
Рано утром всех построили во дворе. Вышел командир полка, всем объявил 227-й приказ и то, что отступать некуда. Затем выдали винтовки со штыками и несколько гранат Ф-1. Сашке достались английские ботинки, крепкие, но узкие. Построили и повели к эшелонам. Потом опять строем шли и шли, и казалось, нет конца и края этой дороге. Слякоть, туман, сырость и холод. Ботинки хоть и натёрли, но ноги были сухими. Подходили к месту назначения, на рубеж обороны. Приказали проверить личный состав и оружие, велели занимать оборону у заводской стены рядом с железнодорожным переездом, начали окапываться. Всё делали молча, нашли какие-то железки и кое-как выдолбили окопы. Саня не верил, что всё это происходит с ним. С ним, здесь, здесь и сейчас. Казалось, что это фильм. И он сидит в московском кинотеатре, и всё это чужое и не его: и шинель, и неудобные ботинки, и странный запах какой-то гари и вкус предчувствия беды. Но тяжёлая шинель давила на плечи и ныли руки, теперь ставшие ободранными, мозолистыми, словно крестьянскими. Едва успев окопаться, Саня услышал, как заревело небо, и тут же, вдруг, затрещала земля, словно уходила, уползала из-под ног.
Конец ознакомительного фрагмента.