Атака на будущее. Равноценный обмен
Шрифт:
Барабанщица жалостливо вздохнула и тихонько, так, что никто, кроме Даньки, не услышал, пробормотала:
– Да уж, Гаджет номер два на мою голову.
Когда накал страстей совсем уж превысил всякие пределы, Кот неожиданно повернулся к Барабанщице и, прищурившись, спросил:
– Маш, слушай, а то, что ты кричала вчера там, у «Топки», правда?
Барабанщица поджала губы и, с вызовом взглянув в глаза Коту, спросила:
– Что именно?
– Ну то, что у тебя батя – полковник ФСБ.
Все замолчали и уставились на Барабанщицу.
– Ну да, – кивнула та с независимым видом, – и что?
– Да, в общем, ничего, – примирительно сказал Кот
Барабанщица обвела всех настороженным взглядом, но не заметила в устремленных на нее глазах обвинения типа: пригрели, блин, змею на груди, вот ведь агентша-шпионка проклятая.
– Вот уж нет, – послышался голос Кати, – к дяде Леше стоит обращаться, только если совсем уж прижмет. А то он быстро всех в бараний рог скрутит. И пикнуть не посмеем.
Барабанщица насупилась, но вместо того чтобы выдать сестре по первое число, как все ожидали, вздохнула и согласилась:
– Катя права. К папе действительно стоит обращаться, только если совсем уж никакого выхода не будет. Он, конечно, нас вытащит из любых неприятностей, но только если мы к нему обратимся, от нас уже ничего, совсем ничего зависеть не будет.
На некоторое время в комнате повисла тишина. Обсуждение зашло в тупик. А потом раздался голос Гаджета.
– Слышь, а чё мы паримся? Рат, ты тут самый крутой, вот и скажи, что надо делать?
И все повернулись к Рату и уставились на него с ожиданием в глазах. Только Барабанщица грустно вздохнула и, качнув головой, устало произнесла:
– Ох, Гаджет, где ты был все это время. Рат же ясно дал понять, что все решения о том, как поступать и что делать, зависят только от нас. Он сам в принятии решений участвовать не будет.
Гаджет недоуменно посмотрел на нее, а потом обиженно произнес:
– И ничего он такого не говорил. Я точно помню.
– Ну да, скажи еще, что у тебя все ходы записаны, – хмыкнула Барабанщица.
– Какие ходы? – не понял Гаджет.
– Ладно, проехали, – махнула рукой Барабанщица, – я вам вот что скажу, раз за этим листком такая охота, надо постараться узнать, что это за вещь.
– Да и взглянуть бы на нее не мешало бы, – встряла Катя.
И тут все вспомнили, что ни она, ни Рат еще не видели Данькиной находки. Барабанщица бросила на Рата вопросительный взгляд, но тот сидел совершенно спокойно, будто его вовсе не интересовало, увидит он тот самый листок, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор, или нет. Впрочем, возможно, так оно и было. Он ведь, несомненно, знал об этом листке намного больше остальных, только, как сказала Барабанщица, совершенно не собирался делиться с ними никакой информацией. И вообще, как и что он будет делать в их компании, понимала, похоже, только она. И если не до конца, то как минимум больше других. Понимала и соглашалась с этим. Так что все остальные приняли это как должное.
– Ладно, – кивнула Барабанщица, поворачиваясь к Даньке, – доставай уж.
Когда листок был извлечен из пенальца и аккуратно разложен на столе, все наклонились над ним, едва не сталкиваясь лбами, и уставились на смятую страничку с оборванным краем с явным благоговением. Ну еще бы, за этим ветхим клочком бумаги, оказывается, охотились как люди, разъезжающие на БМВ с государственным флагом на номере, так и бандиты на крутых джипах с тонированными стеклами. А некий Артур Александрович готов был заплатить за него бешеные деньги…
– Ипатьевская летопись, говорите, – хмыкнула Катя. – Туфту гонит дядя. Насколько я помню, списки
Все оторвались от созерцания листка и уставились на Катю.
– А ты откуда знаешь? – озвучил общий вопрос Гаджет.
– Профессия обязывает, – независимо вздернув носик, ответила та.
А Барабанщица пояснила:
– Она у нас филолог. Ну, почти…
– И что из этого следует? – продолжил Кот.
– А то, что в Интернете мы искали не то и не о том, вот что, – констатировала Барабанщица. Она задумалась. – Значит, так, этот листок надо будет отксерить и пока…
– Не получится, – оборвала ее Катя.
– Почему?
– Сама посмотри, – она кивнула на листок, – то есть, может, и получится, но рискованно. Листок ветхий, а лампы в ксероксах мощные. И ксерить явно придется не один раз, пока подберем контрастность, пока то да се… так что вполне может случиться, что он у нас там, на ксероксе, и рассыплется. К тому же непонятно, за чем именно они охотятся. Вон, видишь, еще какой-то текст поверх основного нацарапан, – она протянула руку и, взяв листок, поднесла его к глазам, – этот вообще не отксерится, больно блеклый. – Катя покрутила листок в руках и пробормотала: – Чернила какие-то непонятные, даже и не чернила вовсе, а… будто кровью писали… – и замерла, напуганная собственным предположением…
Разошлись они только к ужину. Правда, Гаджет предлагал похавать на месте и даже вызвался потом снова сбегать в магазин, если все, что принесли, будет сожрано, но Барабанщица быстро подавила его инициативу.
– Все равно торчать тут не имеет смысла. Ничего больше не напридумываем. А вот делом заняться пора бы.
Дела были распределены следующим образом – Гаджету было поручено снова порыться в Интернете на предмет греческих летописей дотурецкого периода (Данька рассказал о том, что ему поведал Игорь Оскарович). Катя должна была порасспрашивать специалистов у себя в университете. И осторожно прощупать людей, знающих старогреческий, на предмет возможного сотрудничества. Несмотря на то что Данькин Игорь Оскарович вроде как был открыт для сотрудничества, Барабанщица заявила, что негоже, мол, класть все яйца в одну корзину. К тому же, судя по рассказу Даньки, тот был совершенно убежден, что листок – подделка, и потому вряд ли мог быть совершенно объективен. Самому же Даньке было поручено тщательно скопировать надписи, причем обе – основной текст и ту, которая (как им хотелось верить) была сделана кровью. А сам листок спрятать куда-нибудь подальше и не таскать его с собой. А то мало ли что… На Кота и Немоляеву возлагалось общее снабжение (услышав об этом, Кот недовольно поморщился, но спорить не стал), а за собой Барабанщица оставляла общее руководство.
На том и порешили.
9
– И нечего ржать!
Гаджет был возмущен до глубины души. Это ж надо было так подставиться! Ну, тетка, ну, сволочь…
В автобус они влезли самыми последними. Двери уже дернулись, собираясь окончательно закрыться, но в них еще протискивался какой-то старичок с авоськой, набитой стиральным порошком, и Рат легким движением, подобным тому, каким девушки раздвигают тюль на окнах по утрам, вернул их в прежнее положение. Так что Данька и Гаджет успели проскочить внутрь салона. В салоне было тесновато. Данька полез в карман за деньгами (последний полтинник, блин), но Гаджет вдруг сделал страшные глаза.