Атаман из будущего
Шрифт:
Аркадий завис у прекрасной Марии больше чем на неделю. Ни единого часа за это время он не был трезв, но и ни разу не допивался до отключки. Кто б ему позволил тупо нажираться? От него требовалось совсем другое. И не только постельные подвиги. Уже в начале знакомства он рассказал, с красочными подробностями, несколько романтичных историй, и пригожая панна стала требовать все новых и новых рассказов о прекрасной любви. Попаданец вспоминал виденные фильмы и прочитанные книги и вываливал на нее запрашиваемое. Благо и фильмов видел много, и книг читал немало. А Мария даже с «Ромео и Джульеттой» или «Отелло» знакома не была.
К концу пребывания в поместье прекрасной панны Аркадий подустал, заметно сбросил вес (это при обильном питании!) и начал скучать. По делам мужским и важным, по друзьям верным… сколько можно барахтаться в постели (впрочем, не только в постели, читанная в свое время камасутра помогла разнообразить времяпровождение), пить и жрать да болтать о пустяках? Мировые проблемы Марию не интересовали в принципе. А попаданцу глубоко по сараю были ее ссоры с соседками. Любовь в их общении не предусматривалась.
Поэтому посланца из Киева, привезшего известие, что вернулись послы, казаки-евреи, ездившие на переговоры с еврейскими общинами Стамбула, и начали в Киев свозить авторитетных раввинов из сдавшихся казакам местечек, Аркадий встретил с облегчением и радостью. Распрощался с гостеприимной панной и, снабженный питанием на дорогу (от выпивки решительно отказался), он поскакал с гонцом и десятком казаков, его сопровождавших, в «Мать городов Русских». Началось великое выселение евреев с русских земель, принадлежавших ранее Польше, операция, задуманная именно попаданцем. Доверить ее воплощение кому-либо он не считал возможным.
«Забавно, город с безусловно мужским именем, воинственным, воинским, почему-то назван матерью, а не отцом. Интересно, забыл уже, кто же первым ляпнул эту глупость? Татищев, Карамзин или еще кто раньше их? Теперь уже и не узнаешь, залезть в сеть и посмотреть нужную информацию… увы, не суждено».
Переговорная
Киев, июль 1638 года от Р. Х
Ответ из Царьграда от представителей еврейских общин донские иудеи привезли положительный. Как и ожидалось. Вопреки разразившейся в стране гражданской войне, большим потерям от казацкого грабежа и пожара после него, положение евреев в столице существенно упрочилось. Они, сразу от двух претендентов на трон, получили разрешение на ремонт синагог, заблокированный с прошлого века. Запрет на ремонт христианских храмов на западе султаната при этом остался в силе. На востоке произошло все ровно с точностью до наоборот, деньги Ахмеду Халебскому давали армяне, они и получили право на ремонт церквей. Армянских, разумеется, проблемы греков и болгар их не интересовали.
Из четырех еврейских общин серьезные переговоры о приеме единоверцев из земель русских Речи Посполитой провести смогли только две. Одна была изначально слаба и малочисленна, да и от пожара пострадала, вторая получила страшный удар, сократившись втрое именно из-за казацкого набега. Зато левантийская и сефардская общины Стамбула от бед, обрушившихся на страну пребывания, только усилились. Поверхностный грабеж, которому подвергли их дома, стал для них мелкой неприятностью. Носить дорогие одежды и украшения им было запрещено законодательно. Нечего особо было грабить и в их домах. У настоящих финансистов
Заплатив авансом за половину халифата аварсу (чрезвычайный налог на военные нужды, ставший ежегодным, выражался в различных формах: в строительстве крепостей, рытье траншей, заготовке продуктов вдоль дороги, по которой проследует армия, в уплате денежных сборов…), ростовщики рассчитывали десятикратно его возместить, взимая его с райя султаната. Они ошиблись не менее грубо, чем уничтожаемые в тот момент по всем русинским землям арендаторы, но пока об этом еще не знали. Чувствовали себя влиятельными и богатыми.
Уровень солидарности евреев уже тогда был достаточно высок, правильно на это рассчитывал Аркадий. Но новым проблемам в Стамбуле никто не обрадовался. Рассказам же об опасности проживания многочисленной еврейской общины в столице страны, раздираемой войной за трон, не сразу и поверили. Помогли венецианцы. Тамошние евреи прислали весточку стамбульским, что война Венеции с Оттоманской империей предрешена, отряды наемников для похода уже набираются. Правда, сообщить, куда они направят свой удар, не смогли – сами не знали.
Идея переселить в Палестину не только беженцев из Польши, но и свою еврейскую бедноту, коей в столице было куда больше, чем евреев состоятельных, сначала вызвала отторжение, но мысль эта в головы местных переговорщиков запала. О расселении перенаселенного Стамбула мечтал не один султан, даже после гибели в огне огромного числа людей их в городе оставалось слишком много, и число росло стремительно. Очень уж неспокойно было в государстве, многие надеялись найти безопасность в столице. Выселив своих бедняков, можно было заработать бонус у властей.
Через несколько дней все чуть не сорвалось. Еврей, потерявший в пожаре всех родных, огромный, очень сильный физически кожевник набросился на казаков-иудеев с ножом. Прослышав о визите казаков, пусть они были иудеями, он явился мстить. Выглядел он страшно. С безумным взглядом, всклоченной бородой и не очищенной от сажи одеждой. Весил и имел сил он как бы не больше, чем они оба вместе, но бедолага не учел, что напал на воинов. Не получилось даже схватки, они мгновенно расступились, сшибли гиганта на землю и оглушили. Партнеры по переговорам смогли увидеть воочию мгновенное превращение внешне безобидных и ни в коем разе не грозных по виду людей в хищников. Смертоносных, уверенных в своих силах. Не выживали в казацкой среде тогда слабаки. Инцидент договорились считать случайностью, переговоры продолжили. До успешного завершения.
Бог знает почему, но серьезных трудностей попаданец от переговоров с еврейскими уполномоченными, оказавшимися сплошь раввинами, не ожидал. И напрасно. Хотя альтернатива согласию с казацкими требованиями была страшная – поголовное уничтожение, спешить, аж спотыкаясь, их исполнять они и не думали. Уж очень не хотелось многим расставаться со всем нажитым имуществом, скупленной здесь недвижимостью, привычным местом жизни, для многих родным… Да и боялись люди из-за стен выходить, знали, как страшно ушли из жизни многие из тех, кто в местечках не успел спрятаться. На переговорщика они при этом смотрели так, что у него сжимались невольно кулаки.