Атаман Платов
Шрифт:
— Где это вас так угораздило? — вглядываясь в лицо юноши, полюбопытствовал Платов.
— У Бородина, ядром контузило. Ступить-таки невозможно.
— Лечить надобно, милейший, не то худо будет. — Вид раненого и страдальческое выражение лица вызывало сочувствие. — Сам-то откуда?
— С Сарапула.
— А ныне где служите?
— Был ординарцем у генерала Коновницына, Петра Петровича.
— Вот как! У самого дежурного генерала! Большая честь, скажу я вам. Как же ваша фамилия?
— Александров.
—
Лицо улана зарделось. «Словно красная девица», — отметил Матвей Иванович.
— А куда сейчас направляетесь?
— В Романово. Соберу вещички — и к себе домой, в Сарапул. Сам Михаил Илларионович дал разрешение. «Полечись дома, — говорит. — Домашний уход не заменят никакие лазареты и госпитали».
Молодой человек расположил к себе Матвея Ивановича, и тот, прощаясь, предложил:
— Нужен будет конь или коляска, скажи, помогу. И казака дам в сопровождение. Доедешь до Калуги, а там уж на перекладных.
— Спасибо. Я собирался о том просить, да не решался.
— Чего там! Приходи, моя изба — третья с правой руки.
В избе были гости. Слышались возбужденные голоса.
— К Ермолову, что ли, прибыли? — спросил он ординарца Степана.
— Никак нет. Сам генерал со вчерашнего дня отсутствует. А это партизанские офицеры, с ними тутошние друзья.
В Тарутино по вызову командования, с докладами и просьбами наведывались командиры партизанских отрядов. И часто останавливались у хлебосольных Ермолова и Платова.
— Эти разбойники превратили наше жилище прямо-таки в вертеп, — говорил незлобиво Алексей Петрович.
— Зато нам первым ведомо, что делается у французов, и мне небезынтересно послушать о моих донцах.
В партизанских отрядах было немало казачьих сотен. Недавно Денис Давыдов прислал Платову донесение, в котором сообщал об отменных действиях в его отряде донских казаков. Польщенный Матвей Иванович тут же ответил: «Приятельское уведомление ваше, через урядника Тузова я получил. Радуюсь очень успехам вашим над неприятелем, они славны, и я не могу довольно выхвалить их… Бей и воюй, достойный Денис Васильевич, с нашедшею вражской силой на Россию и умножай оружия российского и собственную свою славу!»
Партизанские отряды незримо окружили французскую армию. Между Можайском и Вязьмой действовал неустрашимый Денис Давыдов, в окрестностях Можайска находился отряд полковника Вадбольского, на Боровской дороге — поручика Фонвизина, капитан Сеславин со своим отрядом наводил на неприятеля ужас, действуя между Боровском и Москвой, капитан Фигнер — в окрестностях самой Москвы, полковник Кудашев — на Серпуховской, а Ефремов на Рязанской дороге.
Отряды взаимодействовали с крестьянскими партизанскими отрядами, нападали на обозы неприятеля, уничтожали мосты, переправы, устраивали завалы, в лесу сооружали засеки,
Толкнув дверь, Матвей Иванович вошел в избу. Сидевшие за столом офицеры вскочили, наступила тишина.
— По какому случаю торжество? — скосил он глаз на уставленный тарелками и мисками стол, там же стоял кувшин с вином.
— Разрешите доложить? — выступил светловолосый майор.
— Скобелев! — узнал Матвей Иванович адъютанта из главной квартиры. В бородинском сражении он держал связь с казачьим корпусом Платова. — Вы уже майор!
— Так точно, он самый! — скороговоркой ответил тот. — Отмечаем звание, во-первых…
— А во-вторых?
— Из Москвы прибыл капитан-храбрец Александр Фигнер. — Скобелев указал на среднего роста артиллерийского капитана с удивительно светлыми и чистыми глазами.
— Рад познакомиться.
— Ваше высокопревосходительство, позвольте по этому случаю пригласить вас к столу, — Офицер с густыми бакенбардами — Крутов с грохотом отодвинул тяжелый табурет.
— Выходит, в самом деле я гость. Ну и молодцы вы! — ответил Платов шуткой, садясь за стол.
— Бокал! — скомандовал денщику молодой драгун-поручик.
Степан поспешно поставил граненый стакан.
В торце стола сидел чернявый, с мягким лицом офицер, которого однажды Матвей Иванович видел в Леташовке.
— Это — знаменитый наш пиит Василий Жуковский, — представил его Скобелев.
Тот встал, отвесил поклон и, не проронив слова, сел. Была в нем та мягкость, податливость характера, которая вызывает ответную любезность и уважение.
— Очень приятно, — произнес Матвей Иванович. — А как по батюшке?
— Василий Андреевич, — ответил Жуковский и опять поклонился.
— Разрешите мне тост, — поднял стакан Фигнер. И, не ожидая согласия сидящих, продолжил: — Я предлагаю тост за нашу победу! За изгнание французов не только из Москвы, но и пределов нашей любимой России-матушки!
О Фигнере ходили легенды. Рассказывали о необыкновенной, граничавшей с безумством смелости. Совсем недавно он явился к главнокомандующему и попросил разрешения проникнуть в Москву для разведывания неприятеля. Кутузов не стал возражать. Распорядился подчинить ему семь сорвиголов-казаков. «Остальных подбирай по своей воле из народа. В том тебе полная свобода».
Переодевшись в цивильное платье, Фигнер проник в Москву. Выдавая себя то за купца, то за немецкого коммерсанта, он толкался среди французских офицеров и солдат, прислушивался к разговорам, выуживал нужное.
Питая фанатическую ненависть к Наполеону, он вознамерился его убить. Каким-то образом Наполеону стало известно о намерении русского лазутчика. Он приказал схватить дерзкого и доставить к нему. За поимку назначил немалую сумму. Фигнер стал таким образом личным врагом грозного властелина…