Атаман всея гулевой Руси

Полотнянко Николай Алексеевич

Подходя к съезжей избе, Милославский уже имел в голове план действий, который у него сложился после обхода крепости.

Полковник, стрелецкие головы и старосты встретили нового воеводу в тревожном ожидании, каким он себя выкажет в первый день своего воеводства. Милославский, будто не заметил поклонов, скоренько вбежал на крыльцо, сухо приветствовал Дашкова и окинул взыскующим взглядом своих подчиненных.

– Зарубите себе на носу! – жёстко сказал воевода. – С сего дня медвежья спячка закончилась! Всех солдат и стрельцов поставить

на рытье рва и вала вокруг крепости. Ответ за это держать тебе, Зотов!

– На всех лопат недостанет, – сказал полковник, перевидавший за службу немало начальников, и ретивых, и ленивых.

– Как не достанет! – вспыхнул Милославский. – Где земский староста?

Фирсов степенно выступил вперед и поклонился.

– Возьми с каждого двора по десять лопат, а не дадут, бей батогами! Враз сыщут.

Начальные люди запереглядывались: крутенько начинает князь своё воеводство, как бы самим под батоги не попасть.

– И этих лопат будет мало, – равнодушно сказал солдатский полковник.

В этих словах Милославский усмотрел нерадение к службе.

– Возьми, полковник, сотню солдат, – жёстко процедил он сквозь зубы. – И делай деревянные, на переброску земли они сгодятся.

Позади всех стоял начальник синбирской таможни, что доглядывал за всем, что везут по Волге. Он, слыша разговор, стал проявлять нетерпение и зашевелился, чем привлёк к себе внимание Милославского.

– А ты что топчешься? – сказал он. – Говори, если есть что сказать?

– На пристани струг стоит, полный железа для црен, в которых соль вываривают. Железо листовое, как раз для лопат.

– Чьё железо? – заинтересовался Милославский.

– Везут в Надеино Усолье на государевы соляные варницы.

– Бухвостов! – позвал к себе стрелецкого голову воевода. – Возьми стрельцов, забери со струга всё железо и доставь сюда. И не хлопай глазами, дуй под гору, а если приказчик заартачится, тащи ко мне, я ему собственноручно оплеуху преподнесу.

Бухвостов принял повеление воеводы к немедленному исполнению и побежал к своему приказу.

– Как думаешь, Иван Иванович, – обратился Милославский к Дашкову. – Великий государь не будет на меня в обиде за взятое у него железо?

– Война с вором Стенькой и не такое спишет, – сказал Дашков. – Но при случае доведи об этом в Москву.

– Ларион, – позвал Милославский своего дьяка. – Не забудь отписать. А теперь иди с прежним дьяком считать казну, и не мелочись! Есть у кого-нибудь до меня дело?

– В тюрьме сидят два вора, на коих есть приговор думы, – сказал губной староста Пантелеев. – Где, князь, велишь их повесить на веску? Обычно, от людских глаз, мы увозили их за Волгу.

– Воры, говоришь? – князь на мгновенье задумался. – Повесь их, чтоб другим не повадно было воровать, за крепостью, на валу. А теперь все ступайте к своим людям и ведите их на работы. А ты, полковник, задержись.

Начальные люди уходили в смятенном состоянии духа, они чувствовали, что спокойной жизни им

больше не видать и Милославский не будет давать им спуску даже за малую провинность.

– Вижу, ты силен, Иван Богданович, и правильно, – сказал Дашков. – Умеешь зажать всех в кулак.

– По-другому с нашими людьми нельзя, и с начальными, и с простонародьем. Они кто их сильнее топчет того и любят. Разве не так, Глеб Иванович?

– Истинная правда, – сказал Зотов. – Нас нежить нельзя, а то сразу на голову сядем.

– Я знаю, полковник, что ты с собой несколько знатных пушкарей привёл, – сказал Милославский. – Вели им осмотреть пороховую казну, разобрать заряды, проверить их пушечной стрельбой, за одним и пушки пристреляют.

– Исполню, – поклонился полковник. – Как стрелять начнём, тебя звать?

– Я грома не боюсь, зови.

Все разошлись по работам, на крыльце остались лишь воеводы. Мимо них голова Бухвостов провёл своих стрельцов в подгорье, к Волге.

– Я гляжу, Иван Богданович, ты успел с ранья всю крепость обойти, – сказал Дашков. – И как, поглянулась?

– Что хвалить, но я видел и похуже. Против вора годится, я не думаю, что сумеет её взять.

– Крепости иногда берут не силой, а хитростью или изменой, – усмехнулся Дашков.

– Я этого не страшусь, у меня перемётчиков не будет, – сказал Милославский. – В осаде будут сидеть только те, кого Стенька не жалует: солдаты и московские стрельцы. Я боюсь одного – огня. И мне чудно, что крепость от основания ни разу не горела.

– Это действительно чудо, – согласился Дашков. – Случись пожар, Синбирск сгорит дотла. В городе нет воды.

– Как нет? – изумился Милославский.

– В крепости всего один колодец, в нём вода пребывает всего на четверть аршина в сутки. Воду возят из Симбирки и Свияги. А теперь сам рассуди, Иван Богданович, что делать будешь.

– Веди, показывай колодец!

– Пусть люди пройдут, – сказал Дашков. – Ишь как ноги волочат, не проснулись, что ли. Вот пыль осядет, и пойдём.

Московские стрельцы и солдаты шли на работы, у некоторых в руках были лопаты, у других ломы, но у большинства руки были пусты, но ненадолго: позади всех шли двести стрельцов и солдат с топорами, тесать лопаты. Милославский не удивился их появлению, он ещё по прежнему времени знал полковника Зотова как исполнительного служаку, который сделает всё, что ему повелят.

Пыль, поднятая служивыми, осела, и воеводы пошли мимо соборной церкви, поварен и кормовых изб к колодцу. Повара и подсобники, завидев их, хоронились в закопчённых избах, всё вокруг замирало, и лишь лежавшая в пыли собака при приближении начальства подняла голову, тусклыми глазами посмотрела на прохожих и, клацнув зубами, широко зевнула.

Из-за угла мыльни выскочила жёнка с двумя корзинами мокрого белья на коромысле и пребольно толкнула в бок Милославского. Князь крепко осерчал, схватил жёнку за руки, притянул к себе и сразу же отпустил.