Атаман Золотой
Шрифт:
— Вели закладывать лошадей, — распорядился Ширяев. Письмо взволновало его, к тому же давно хотелось съездить в Екатеринбург, отвлечься от заводских дел.
— В конторе, ваша милость, пришли наниматься на сплав.
Это тоже было важное сообщение.
— Дай одеться. Погляжу, что за народ.
Ширяев накинул архалук и отправился в контору.
Иван Протопопов переписывал прибывших наниматься на сплав. Записывая фамилию «Некрасов», он вспомнил, что где-то видел этого синеглазого кудряша.
— Два года назад я плавал на вашей барке до Лаишева, — подтвердил тот.
Господин Ширяев
— Как зовут?
Лобастый белокурый парень с широким веснущатым лицом, изборожденным лиловым шрамом, ответил:
— Лисьих Никифор.
— Откуда у тебя шрам?
— В драке поцарапали.
— Мне буянов не надо. Проваливай… Ты кто такой?
— Посадский города Кунгура Кочнев Филипп Денисович, — бойко отрапортовал худощавый, быстроглазый человек лет двадцати пяти.
— На сплаву бывал?
— Не доводилось, батюшка барин. Врать не стану.
— Хлипок ты. Куда тебя поставишь? На барке сила и ухватка нужны. Не принимаю… А твоя фамилия?
— Некрасов Иван. Вот паспорт. На сплаву бывал.
Ефим Алексеевич посмотрел в паспорт, потом в лицо сплавщику, и что-то ему в нем не понравилось: и гордая посадка головы, и смелый взгляд, и золотистые кудри. От всей фигуры этого молодца веяло непокорством и независимостью. Такого в руки не возьмешь, а только намаешься.
— Не принимаю… Как твоя фамилия? — обратился Ширяев к последнему из четверки — смуглому, мрачноватому человеку.
— Мясников моя фамилия. Только я раздумал наймоваться, коли моих товарищей не взяли.
— Стало быть, одна шайка… Та-ак…
Окинув нанимавшихся змеиным взглядом, барин вышел, а Протопопов сказал:
— Будьте, братцы, настороже.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — весело отозвался Никифор.
Выйдя из конторы, друзья стали совещаться, как быть.
— Сперва поесть надо, — сказал Никифор. — Я до того голоден, что корову с теленком съел бы.
— Пошли в Талицу, — предложил Андрей.
Встречный мастеровой спросил:
— Не фатеру ли ищете?
— Да, надо бы хоть на время остановиться. Отдохнуть с дороги.
— Айдате ко мне. Изба у меня просторная, ни жены, ни ребят. Спокой.
— Что ж, пойдемте, друзья.
Мастеровой, назвавшийся Иваном Никешевым, привел их в свой дом на Верхней улице.
Той порой господин Ширяев, владелец Шайтанских заводов, во весь мах мчал в город.
Он приехал в Екатеринбург к вечеру. Дом, где жила Софья Алексеевна, стоял на самом бойком месте, — на Уктусской улице, рядом с гостиным двором. Поблизости, только перейти через улицу, желтели каменные здания горной канцелярии, горного училища, земского суда и острога.
С соборной церкви раздавался унылый великопостный звон. Ефим Алексеевич снял шляпу и набожно перекрестился.
Сестра встретила его на крыльце. Это была миловидная, пышнотелая блондинка, напудренная и надушенная. Глядя в ее открытые, чистые, как у ребенка, глаза, никак нельзя было подумать о многочисленных любовных приключениях этой женщины и о трех ее замужествах. В передней лакей снял с Ефима Алексеевича дорожное
Прежде всего Ефим Алексеевич поинтересовался, как обстоят дела с Демидовым. Софья Алексеевна надула розовые губки.
— Все одно я с ним жить не буду, хотя бы государыня силой вернула к нему. Столько наобещал, когда женился, а после свадьбы посадил на хлеб, на воду.
Она гневно потряхивала ножкой, обутой в изящную бальную туфельку.
«И когда только Софья успела заправской дворянкой стать», — думал Ефим Алексеевич, оглядывая нарядное убранство гостиной с коврами на полу и на стенах, с бронзовым амуром на столике из черного дерева, с расписным плафоном.
Вспомнил, как в Горохове та же Софья мыла полы в отцовском доме, а братья по очереди сидели в лавке, торговали мелочишкой. И вдруг, как в сказке, приехал волшебный царевич, взглянул на девку-чернавку и стала она женой на всю империю знаменитого богача, а братья Ширяевы — владельцами Шайтанки, рудника и окрестных деревень. Враз все стали богатыми людьми. Младший брат еще не хочет расстаться с торговлей, но часть прибыли от завода, которую он получает ежегодно, дала ему право стать гильдейским купцом.
— Когда же ты думаешь попроведать свою Амальхен? — спросила Софья Алексеевна, желая закончить неприятный разговор.
— Да хоть сейчас… Эй, Мишка! Ты еще не выпряг лошадей? Поедем на Береговую.
— Смотри, не загащивайся, — смеясь, говорила сестра. — Пасху будем встречать вместе.
— Что ты? До пасхи еще две недели.
— Все равно не отпущу. У меня будет много гостей.
Ефим Алексеевич с радостным трепетом ехал на Береговую улицу. Там в маленьком домике, окруженным садом, жила его возлюбленная.
Уже совсем стемнело, когда он подъехал к заветному крыльцу. В одном окне светился огонь. Ефим Алексеевич заглянул в окно. Амалия сидела за столом и что-то вязала. Он постучал, как у них давно было условлено, три раза. Дверь отворилась, мелькнуло розовое платье.
— Ефим! О, ти не забыль свою Амальхен?
Ефим Алексеевич протянул к ней обе руки. Он точно переселялся в другой мир, полный светлых видений. Шайтанка, с курными избами, с унылыми фигурами мастеровых, злобно поглядывавших на владельца, — все это стало бесконечно далеким. Ефим Алексеевич наслаждался любовью и покоем. Он был счастлив сознанием, что, несмотря на свои сорок восемь лет, еще нравится женщинам. Правда, Амальхен ему стоит очень дорого, но что делать, в таком возрасте нельзя не платить за любовь.
— Я слышал, ты собираешься замуж выскочить?
— О, найн, найн! Я люблю только тебя. Ти один хороший.
— Смотри у меня! А то, давай, я тебя увезу в Шайтанку?
— Там Катиш.
— Катерину отправлю обратно к ее мамаше.
Она отрицательно покачала головой.
— Не хочешь — силой увезу.
Амалия посмотрела на него с испугом.
— Не хочу, не хочу. Ти злой.
— Ну, ладно, ладно. Шуток не понимаешь, дура. Ставь-ка лучше на стол вино и закуски…
На другой день Ефим Алексеевич отправился в горную канцелярию. Здесь он познакомился с новым членом горной канцелярии коллежским асессором Башмаковым. Одетый в полувоенный мундир чиновник с холодным и властным лицом встретил его вопросов: