Атаман. Кровь за кровь

Воронин Андрей Николаевич

Наркотики ты видел?
– Да.

— Что было дальше?

— Дальше поднялась стрельба, яхту взорвали, и дело с концами... И вообще, почему я должен давать показания? В чем меня обвиняют?

— Ты можешь мне не отвечать. Можешь вообще отказаться давать показания. Тогда придется отвечать

другом месте и при других обстоятельствах. Мы мо­жем передать тебя людям Мозольцева. Его гориллы быстро найдут способ заставить тебя говорить...

— Так вы все заодно, значит? — прохрипел Терпу­хин, сплевывая кровь.

— Ладно. Посиди,

подумай. В конце концов, мы мо­жем официально предъявить тебе обвинение в соучас­тии в преступлении...

— Каком преступлении?

— Хищение в особо крупных размерах — раз, при­частность к смерти сотрудника ФСБ — два, торговля наркотиками — три... Продолжать?

— Я ничего не знаю, оставьте меня в покое...

Камера, в которую завели Терпухина была душной, но просторной. В ней, очевидно, содержались лица, к которым требовался особый подход. Синтетический коврик на полу, вазочка на тумбочке, от кабинки туа­лета тянет карболкой...

Вначале пряником, — подумал Терпухин, — потом кнутом... Вот сволочи! А я ведь и сам толком ничего не знаю! Ну и влип я с этим Бузуевым! Впрочем, он мертв... Теперь на него повесят все: и смерть Бузуева, и пропажу огромной суммы денег. Терпухин лихорадочно припо­минал Уголовный Кодекс. Что ему грозит? Восемь, две­надцать, а то и все пятнадцать лет где-нибудь в перепол­ненной клопами и уголовниками камере.

Атамана стал регулярно навещать Мальтецкий, гос­подин Мальтецкий, как обращался к нему Терпухин. Служба в органах многому научила Мальтецкого, он го­ворил вкрадчивым голосом, убеждая Терпухина со­знаться во всем, расставлял свои сети, пытаясь запу­тать бывшего сослуживца.

Терпухин рассказал Мальтецкому все, утаив лишь некоторые детали — обстоятельства первой встречи с Валентином Бузуевым и тот факт, что ему требова­лась огромная сумма для выкупа. Мальтецкий вроде бы поверил в искренность Терпухина, и на некоторое время допросы прекратились, но вскоре к нему в каме­ру зачастил подполковник Калинин.

Калинин начал с того, что приказал контролерам надеть на Терпухина наручники и извинился за гру­бость, проявленную им при задержании. Затем поста­вил на тумбочку бутылку водки. Так они и пили — Терпухин в наручниках и заискивающий перед ним Калинин.

За этой бутылкой подполковник рассказал Терпухи­ну о своей нелегкой жизни, рассуждал о жизни вообще, обвинял во всех русских бедах иностранцев. Причем немцев, поляков, американцев или французов он просто бранил, а говоря об азиатах, кипел от негодования. Боль­ше всего досталось почему-то казахам, вероятно, по при­чине обширности территории, «незаконно отхваченной» у России. Чеченцев, ингушей и прочий «нерусский эле­мент» Калинин вообще предлагал изолировать в горах ради будущего процветания великой России.

Не знал, да и не мог знать шовинистически настро­енный подполковник, что в это время в чеченских го­рах, в выдолбленной еще в прошлые века пещере, в ко­торой и днем и ночью сидят русские пленники, точно так же разглагольствует

точно такой же шовинистиче­ски настроенный чеченец, утверждающий, что все зло на планете Земля идет от русских. Главным аргумен­том в рассуждениях чеченца-охранника был автомат Калашникова, и не само оружие, а тот факт, что луч­ший в мире инструмент для истребления рода людско­го изобретен русским оружейным мастером Калашни­ковым.

— Вы только подумайте, — говорил охранник плен­никам с вялыми, безжизненными лицами, — русские вымирают и хотят увести за собой в гроб все человече­ство. Русским, вообще славянам, а пожалуй, и всему немусульманскому миру присуще стремление к само­истреблению. Даже религия ваша, христианство, осно­вана на страдании, на пагубной страсти к самобичева­нию. Вы любите распятого на кресте человека, подра­зумевая, что ваш Христос якобы пострадал за вас. А на самом деле вы любите этот фетиш, любите это изуро­дованное тело...

Среди пленников была Катерина. Она сидела, утк­нувшись лицом в плотно сжатые и обхваченные рука­ми колени и видела свою пылающую в огне станицу, Федора Прокопова, станичного выпивоху, который ле­жал посреди улицы лицом вниз с подогнутыми под се­бя руками. Видела Катерина своего соседа Бориса, то­же убитого перед зарослями крапивы возле речки, рас­стрелянных Антонину Валерьевну Гунькину, Петра Якубова и несчастного Крашенинникова, проболевшего свои шестнадцать лет гемофилией и погибшего от че­ченской пули...

Калинин вышел, по привычке осторожно, закрыв за собой дверь. Терпухин задумался. Какой Калинин хит­рый, предусмотрительный, коварный! Столько времени теряет на то, чтобы войти Терпухину в доверие! Пони­мает, что не так-то легко сломать бывшего бойца спец­наза. Но Терпухин никогда не простит зарвавшемуся подполковнику его дикой выходки. Претерпеть такое унижение, и от кого? От офицера МВД!

«Что-то контролеры долго не идут наручники сни­мать», — мелькнула мысль. Дверь неожиданно отвори­лась, и в комнату вошел очень толстый молодой муж­чина, довольно прилично одетый. Терпухину показа­лось, что он где-то видел этого человека. И не ошибся. Это был адвокат, известный по самым скандальным де­лам. Нельзя было сказать, что он действительно помо­гал своим подзащитным. Его способ защиты состоял в том, что он организовывал в газетах невообразимую шумиху вокруг следствия, а потом и судебного процес­са. Это гарантировало то, что судьи требовали неопро­вержимых доказательств вины подозреваемых. А с этим у следователей всегда туговато.

Адвокат представился и заявил, что будет защи­щать интересы Терпухина.

— Расскажите вкратце обстоятельства вашего де­ла, — попросил адвокат.

— А почему я должен вам доверять? — нахмурился Терпухин.

— А почему вы не должны мне доверять? — улыб­нулся толстяк.

— Как же я могу доверять вам, — сказал Терпу­хин, — если я не знаю, на кого вы работаете?

— А вы не спрашиваете меня об этом.

— Ладно, кто вас нанял?