Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»
Шрифт:
– Братья и сестры! – начала читать Алёна. – Жизнь в радость дана нам, чтобы всем жилось привольно на земле, а она, матушка, всех прокормит. Но насели на вас бояре да князья, дворяне да дети боярские, хуже турка, нехристя какого сосут кровушку вашу, жилы тянут из вас.
– Молчать! – прервав Алёну на полуслове, заорал волосатый мужик. – Дай бумагу пакостную, – отбросив вставшего на его пути лицедея, он ринулся к Алёне, пытаясь выхватить из рук письмо.
Алёна, отступив на шаг, выхватила из-под одежды пистоль и, щелкнув курком, выпалила под ноги бросившемуся
– Письмо не тебе писано, – сдвинув брови, строго произнесла Алёна, – а посему стой тихо! – и, повернувшись к нему спиной, она продолжила прерванное чтение:
– …И чинят бояре и князья дурны вам всякие. А ныне пришел я дать вам свободу и избавление от тиранства и кабалы вечной. Кто же захочет прийти ко мне в войско, приму, как дите родное, ну а кто захочет помститься обидчикам своим, не прогневаюсь, ибо святое то дело.
Раздвигая вознесенцев плечами, тяжело дыша, к Алёне подбежали Иван Зарубин и Игнат Рогов.
– Содеялось что? – с тревогой спросил Иван.
Алёна усмехнулась:
– Успокоить тут одного нужда приспела, норовист больно. Да где же он? – оглянулась она. – Утек, должно. Ну, да Бог с ним, – и, обращаясь к Ивану, добавила: – Лист вот народу прочла. Писан тот лист Степаном Разей.
– Да ну-у-у! – протянул удивленно Иван. – Дай погляжу.
– На, – пожала плечами Алёна, – зачем только? Ты же все равно читать не обучен.
– Глянуть охота. Самим ведь грамотка отписана, – и Иван осторожно принял из рук Алёны желтый измятый лист.
– Чего же ты, скоморох, ведешь себя так неразумно, – подойдя к лицедею, спросила Алёна, – а ежели бы осерчали на тебя мужики за твои сказки да на руки стрельцам сдали?
– Не сдали бы, – отмахнулся лицедей. – Да и не один я здесь, дружки бы помогли.
– Ну, ну, – улыбнулась Алёна, – я вот гляжу на тебя… – начала было атаманша, но тот ее перебил.
– И я вот гляжу и думаю: то ли тебя я видел в ватажке у Федора Сидорова, то ли обознался обличьем.
– Узнал-таки, и я тебя сразу признала. Тебя ведь Андреем кличут?
Тот кивнул головой.
– Как житье ваше? – поинтересовалась Алёна.
– А что, житье привольное. Гуляем по земле-матушке.
– Ну, а Иринка как: жива, здорова?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами Андрей. – Как тогда от стрельцов уходили, с тех пор и не видел ее.
– Да-а… – вздохнула Алёна. – Почитай, год без малого с того прошел. Ты сам-то давно из становища?
Андрей, вспоминая, поскреб затылок.
– Не так чтобы и давно, но ден десять будет с того, – и, выхватив из-за пазухи колпак с колокольчиками, напялил его на голову. – Вишь, как приладился скоморошничать, ловко ли?
– Хорошо, – одобрила Алёна. – Атаман-то ваш как, оправился?
– А чего с ним станется, отлежался и опять на коня. Поклон тебе от него земной. По осени как-то искал он тебя, да не нашел. И не один он искал, – лукаво подмигнул Андрей.
Сдерживая волнение, Алёна равнодушным голосом спросила:
– Кому же еще нужда приспела
Алёна, оставив задумавшегося Андрея, легкой походкой направилась к подъезжавшим всадникам.
– Где же тебя искать? – опомнившись, крикнул вслед Андрей. Алёна обернулась.
– Недалече. Совсем рядом. У людей спроси, они скажут.
Андрей видел, как подвели к Алёне белогривого жеребца, как она, привстав на стременах, села в седло, села прямо, по-мужски, как с места пустила лошадь в карьер.
– Э-эх, – раздосадованно махнул рукой Андрей, – оторвет мне Поляк голову, что не удержал ее, это уж как водится.
2
Бросив поводья подбежавшему белобрысому пареньку Сеньке, Алёна влетела в землянку и, зажав пылающие щеки ладонями, плюхнулась на лавку.
«Тю, дура, – ругнула она себя, – запрыгала, что девка на выданье, а уж самой четвертый десяток пошел».
Выйдя из землянки, Алёна крикнула Ивану Зарубину:
– Ты вот что, наряди посылку, чтоб вознесенских мужиков, ежели придут, встретили да в стан привели. И накажи, чтоб сторожко шли, посмотрели, что да как, нет ли за вознесенцами досмотру. Всяко может быть.
– Встретим, не тревожься, – заверил ее Зарубин.
Алёна вернулась в землянку, переоделась и только тогда почувствовала, что устала. «Еще бы, с самого утра не присела, – подумала она о себе, – а тут еще в Каменку наведаться надо: озверел приказчик совсем, говорили, засек вчера одного мальца до смерти». За дверью землянки кто-то кашлянул.
– Входи, кто там? – крикнула Алёна.
В дверях показался Селиван, из-за плеча которого выглядывало бледное, вытянутое лицо послушника Данилы.
– Входите, нужда мне в вас, – пригласила Алёна и указала им рукой на лавку.
– Дело вот какое, – протянула она Селивану письмо Степана Разина, – надо сделать с этой бумаги десять списков, да хорошо списки сделать, не перевирая слова, и буквы чтоб глянулись.
Селиван поднялся с лавки и подал письмо Алёне.
– Я тебе в этом деле не помощник, – наотрез отказался он. – Читать могу и письму обучен, но что пишу, токмо сам и прочесть в силах. Буквы что дуба коренья – в разны стороны выпирают. А вот Данило мастак буквы выписывать…
– Так, Данило?
– Должно, так, – застеснялся послушник.
– Сделаешь, о чем прошу?
– Попробую…
– Ты уж порадей, – провожая грамотеев из землянки, попросила Алёна. – Ночь не поспи, а списки сделай. Нужда в них, Данилка, великая.
Послушник кивнул головой.
– Я постараюсь, матушка.
Алёна еще постояла немного перед землянкой и, завидев проходящего мимо Игната Рогова, крикнула ему:
– Готовь два десятка конных ватажников, в Каменку едем!
– Вот баба неугомонная, – пробурчал себе под нос Игнат. – Токмо с коня и опять коней ей готовь! Надо же мне было ей на глаза попасться, – досадовал он на себя, – а теперь вот трясись еще десятка полтора верст, вместо того, чтобы на лавке дрыхнуть. Эх-ма, – вздохнул он и нехотя поплелся наряжать конный отряд.