Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»
Шрифт:
Игнат Рогов склонился к писцу и, разглядывая завитушки выводимых им букв, с восхищением повторил:
– Знатно! Знатно!.. Что те узор ткешь! А теперь пиши так: «… писано на кругу, принародно, числа семнадцатого июля». Написал?
Данило оглядел ровные бегущие строчки, выбивающиеся завитушками вверх и вниз, и передал письмо Алёне. Та, прочитав, передала бумагу Федору Сидорову, который не читая отдал письмо рядом стоявшему есаулу.
– Кого пошлем с письмом? – спросила Алёна. Мужиков охватило какое-то безудержное веселье, каждый предлагал свое:
– Гришку Мосина давай! –
– Гришка рожей не вышел, давай рыжего Фролку!
– Первуна давай!
– Кума мого, Федьку Оглоблина к царю! – кричал, надрываясь, молодой кадомский стрелец Илюшка Хворов.
– Федора Сидорова, атамана нашего, – вопили ватажники.
– Корявый ваш Федор, царя напугает обличьем-то. Ивана Зарубина! Зарубина давай! – кричали христорадиевские мужики.
Наконец, накричавшись до хрипоты, мужики начали затихать.
– Вот что я предлагаю, – когда на поляне воцарилась тишина, громко сказала Алёна. – Письмо написано, вы его слышали, видели, и достанет с вас. Путь до Москвы неблизок. Посланец к царю должен быть таким, чтобы смог не токмо до Москвы дойти, но и до самого царя, а посему доручите есаулам такого посланца сыскать, снарядить и на Москву отправить. Согласны?
Мужики одобрительно загудели:
– Оно так-то лучше будет, право дело.
– Согласны…
– Есаулам сподручнее, верно.
– Вот и порешили, а теперь черед дошел и до другого письма – к Степану Тимофеевичу Разину. Ты, Данило, готов?
Данило, старательно разглаживая лист, молча кивнул головой и, вытащив из-за уха остро заточенное гусиное перо, сунул его в воиницу.
– Вот незадача, – развела руками Алёна, – как обратиться-то к атаману? Государем назвать, так есть у нас помазанник Божий; князем, так не князь он вовсе; атаманом разве, так обидеть можно: атаманов у нас много, а он, Разин, один.
– Батюшкой, отцом родным назови, – зашептал из-за спин тесно стоявших есаулов дед Пантелей. – Батюшкой!
Несмотря на стоявший над поляной гул Алёна услышала начальника своей личной охраны.
– А ведь верно! Пиши, Данило, – обрадованная, кивнула она бывшему послушнику Алексеевского мужского монастыря Данилке Куприну. – «Батюшко наш, Степан Тимофеевич, долги лета тебе, здоровья и удачи в делах твоих великих. Собралось нас боле тысячи обиженных и обездоленных в большом Кадомском лесу. Ставши лагерем, порешили мы весточку тебе подать, что поднялись мы супротив бояр и князей за правду, за волю, за землю. Животов своих не щадя, бьемся мы со стрельцами и другими служилыми людьми. А оружны мы слабо, и конных всего три сотни».
Алёна, задумавшись, замолчала. Молчали и напряженно слушавшие ее мужики.
– Да, вот еще что, – встрепенулась Алёна от внезапно пришедшей мысли, – напиши, что коль позовет он нас с собой, то придем, а нет, так здесь неправду выводить будем. Так, мужики? – обратилась она к толпе.
– Так!
– Нечего нам на сторону!
– Здесь воевать будем, – отозвались повстанцы.
– А раз здесь воевать будем, – подхватила Алёна высказанное кем-то из мужиков предположение, – то и решать надобно, куда двинемся.
– На Арзамас! – послышалось со всех сторон. – Он, что чирь на седалище, мешает нам.
– Князь
– На Шацк пойдем! – кричали одни.
– Арзамас! – возражали им другие!
Алёна, видя разногласия в рядах повстанцев, крикнула, положив конец спору:
– Темников воевать пойдем!
– Темников? Почто Темников?
– Верно! – одобрили другие. – Давно пора князю Щеличеву шею свернуть.
– Почто именно на Темников? – удивленно воскликнул кто-то из стоявших позади есаулов. – Арзамас ведь под боком…
Алёна принялась объяснять:
– Арзамас голыми руками не взять, а у нас оружных-то вон сколь, пересчитать можно.
– А вилы, косы, дубины на что? – возразил один из кадомских мужиков.
– Дубиной хорошо собак разгонять, косой траву косить, а супротив пушек крепостных, пищалей, бердышей стрелецких нужны також пушки, копья, сабли. А их у нас пока нет. Да и сноровка нужна крепости брать приступом. Не умея, поля не вспашешь, не овладев премудростью ратной, крепости не возьмешь!
Еще долго кричали мужики, предлагая и отстаивая свое, но Алёна, поддержанная есаулами, настояла на своем, и упертым и недовольным пришлось согласиться.
Есаулы спорили долго, кому же везти письма. К Степану Разину охотник нашелся скоро: когда Федор Сидоров предложил себя, есаулы тут же согласились и были единодушны во мнении. Но когда перешли к обсуждению кандидатуры посланца к царю, здесь мнения разделились – и тот был плох, и этот рожей не вышел, слабосилен один, груб другой. Два часа уже сидели есаулы, но так и не отыскался нужный человек. Когда перебрали всех, кто мог бы предстать перед светлы царски очи, поднялся Федор Сидоров и заявил, что коли время терпит, то завтра к вечеру посыльщик будет: и умен, и хорош собой, и отважен – то есть такой, которого к царю послать незазорно.
2
Изветчика привели со двора, из боковушки, через которую проходили в горницы дворовые. Впервые князь Шайсупов видел человека, коего дьяк Семен нарек Хмырем. Вошедший мужик князю понравился: он не заискивал, глядел прямо, говорил спокойно, был чисто умыт, расчесан. На кивок князя, чтобы проходил к столу, Хмырь ответил поясным поклоном и сделал это степенно, без подобострастия.
– Ты чего же, сучий хвост, столько времени таился? Уж не перекинулся ли к ворам? – разглядывая изветчика, просипел князь. У него уже который день болело горло. – Тебе приказано было вора-старицу выследить и донести. А ты?
– Не мог я, князь, из ватаги уйти раньше. Не глянулся мужикам поначалу, каждый шаг мой зрели.
– А теперь что же? – заинтересовался князь.
– Теперь в есаулах, сотню вожу. Ноня сотня караул несет, вот я и наведался…
– А ну хватятся?
– Не должны. Караулы везде стоят, пока все объедешь, полночи пройдет. Тут вести важные, – снизил до шепота голос Хмырь. – Дай, думаю, доскачу, а к утру возвернусь.
Князь нетерпеливо заерзал в кресле.
– Слушаю тебя, говори.
– Дело вот какое, – начал таинственно Хмырь, – ноня поутру круг был в становище у воров, порешили на Темников идти.