Атлант поверженный
Шрифт:
– С тобой все в порядке? – наивно хмурилась Лиза. Неконтролируемым движением рук она расчесывала ссадины на локтях, не давая им как следует зажить.
На детской площадке стало намного тише после того, как все ушли делать уроки или смотреть интересные передачи по самому прекрасному изобретению человечества – телевизору. Даже соседка, загнув угол страницы, закрыла книгу, поднялась и зашла в свой подъезд. Только парень с девочкой оставались на улице, опасаясь вернуться домой.
– Так и построена наша жизнь, – подытожил Платон. – На основе движения солнца, благодаря которому существует все живое в нашем мире. Твой первый класс школы и мой четвертый курс университета займут ровно один солнечный круг.
– Состоящий из 360 градусов, на которые поделен наш жизненный распорядок? – уточнила Лиза.
– Да, все
– А почему иногда наш мир называют то Селинией, то страной?
– Потому что это равносильные понятия. Страна – это научный термин, а Селиния – имя собственное. Как людям дают имена, так же и нашему миру дали название. А так как всю известную науке часть мира объединила одна страна, то уточнять ее название не имеет смысла. И так всегда понятно, о чем идет речь, – ответил парень и вздрогнул от резкого шума.
Из ворот завода внутри круглой улицы вывернула многотонная фура, груженная, как знал Платон, электрическими лампочками, производящимися в этом квартале. По понятным причинам все перевозки товаров рассчитывались под минимально возможное количество рейсов и под максимальный вес, который только способен тянуть грузовик. Ежеградусно после рабочей смены плоды труда многих мужчин и женщин вывозились на другие предприятия или на склад для подготовки к продаже. Ограниченные в пространстве, замкнутые на небольшом жизненном пятачке люди любили полюбоваться красивыми, зрелищными машинами, выглядывая из окон. Детей же такая экзотика вообще приводила в восторг. Седельный тягач с огромным красным капотом, олицетворяющий собой мощь всей промышленности, стрельнул из трубы выхлопными газами, словно брызгами шампанского, открытого по случаю успеха, и, пустив протяжный сигнал, как в фильмах про поезда, направился к выезду из квартала. Вскочившая с бордюра Лиза даже помахала ему вслед, зная, насколько уважаемой и тяжелой считалась работа водителей и машинистов, жертвующих своим жизненным расстоянием ради прогресса. Конечно, им много платили, но ведь есть вещи важнее денег.
– Так страшно смотреть, как кто-то едет, – сказала вернувшаяся на место Лиза.
– Такова их работа, – задумчиво отметил Платон. – К сожалению, в мире очень много жестоких профессий, без которых не обойтись.
– Когда вырасту, стану воспитателем в нашей школе, – с грустью сказала девочка. – Или вообще буду всю жизнь учиться.
Парень лишь рассмеялся в ответ, потрепав сестру по плечу. Ее волосы от уличных игр совсем разлохматились, косички потеряли форму.
– Учиться всю жизнь очень сложно, – сказал он. – С возрастом приходится проходить все больше метров, чтобы усвоить знания. Хоть нейроны мозга и работают в неподвижности, в отличие от того же сердца и легких, им требуется подпитка из крови, которая качается сердцем только когда ты двигаешься. И с возрастом этой подпитки требуется все больше. Тебе, например, сейчас все дается очень легко, ты даже не замечаешь, как впитываешь все как губка, почти не двигаясь. А мне уже очень трудно осваивать новые предметы, приходится чуть ли не каждый градус гулять вокруг университета, чтобы что-то усвоить. Поэтому люди постарше уже не учатся, а идут на работу, чтобы использовать уже полученные знания для зарабатывания денег.
Своей долгой речью он заставил девочку задуматься. Она так смешно закатывала кверху глаза, словно пыталась заглянуть себе в голову и увидеть мозг, представляя, что это поможет отыскать все ответы. Она замерла, движения стали непривычно медленными. Лизе пора было возвращаться домой и смотреть телевизор за ужином, как делают во всех нормальных и дружных семьях.
– Значит я тоже состарюсь, если буду много ходить? – удивленным шепотом спросила девочка.
Конечно, это самая очевидная в жизни вещь, как дважды два четыре. И подтвердить ее так легко и так сложно, когда смотришь в невинные глаза ребенка, еще не познавшего всю строгость мира, еще витающего в сказочных фантазиях, дарующих вечное счастье. Все рождаются, стареют и гибнут. Можно, конечно, посоветовать ей не двигаться, но что это будет за жизнь? Сплошное мучение, когда у тебя на глазах умирают родные и близкие люди, а ты просто упускаешь счастье и радость, как песок между пальцев, боясь сделать шаг. А если же уговоришь всех неподвижно сидеть вместе с тобой и бесконечно и бессмысленно разговаривать, любуясь солнцем,
– К сожалению, мы все состаримся, но тебе рано еще об этом думать. Вся жизнь впереди, – наконец ответил брат.
Он взял ее тонкую детскую ручку, повернув ладонью вверх, чтобы показать съехавший вниз циферблат. Затем поднес свой для сравнения. В причудливых круглых стекляшках размером с большую коллекционную монету располагалось несколько стрелок разной толщины, идущих от центра циферблатов по направлению к отмеченным цифрами краям. В тот момент они стояли на месте, но, когда носившие их люди двигались, указатели медленно описывали круги, соответственно своим числам, нарисованным по краям. Тонкая стрелка показывала одиночные километры, средняя – сотни, а самая толстая, символизирующая всю нашу жизнь, – сразу тысячи.
– Видишь, – сказал Платон, – твоя тысячная стрелка еще в самом начале, ты прожила только семьсот километров. А я уже целых две тысячи.
– Я вообще не понимаю, что это за устройство, – с обидой сказала Лиза.
– Ничего страшного, ты, главное, всегда носи его с собой, а с возрастом все поймешь. Кстати, смотри, дядя Коля подъехал. Хочешь мороженое?
– Да, шоколадное, – обрадовалась сестра, мгновенно сменив эмоцию на лице.
Парень высоко поднял руку, помахав торговцу, сидящему в четырехколесной конструкции с рулем, обшитой досками на пример уличного ларька. От солнца его закрывала широкополая соломенная шляпа, ведь, как известно, при движении все очень быстро нагревается под слепящими лучами. По этой же причине мороженое лежало у него в забавном и экзотическом устройстве – холодильнике, которые бывают только в кузовах фур и вагонах-рефрижераторах.
– Два шоколадных! – крикнул парень. – А оплату посмотрите в почтовом ящике, может, там хватит монет.
Дядя Коля со своей фирменной улыбкой достал пару шоколадных мороженых, упаковал их в резиновый шар, наполненный для мягкости воздушными пузырями, застегнул молнию на нем и толкнул в сторону сидящих у дома брата и сестры. Таким образом никому не пришлось делать лишних движений. Шаркающий по траве шар прикатился прямо в руки Платона. Довольный парень развернул посылку, дал одно мороженое обрадованной сестре, второе оставил себе и метнул упаковку для доставки товаров обратно продавцу, пока тот отсчитывал монеты из почтового ящика, служившего также средством для передачи денег. Маленький железный ящик с номером квартиры на деревянной ножке стоял у самой дороги, был закрыт на кодовый замок, а код знали только знакомые.
– Всё ровно. Приятного аппетита! – крикнул дядя Коля, захлопнув почтовую дверцу.
Он поднял докатившийся до него посыльный шар и медленно, пытаясь насладиться своей маленькой счастливой жизнью, отъехал по направлению к следующему дому, где его уже очень долго, с самого завтрака, не могли дождаться соседские дети и взрослые. А Лиза начала довольно облизывать холодный шоколад, скрывавший под собой сладкую сливочную начинку.
– В некоторых книжках пишут, – пробубнила она, с трудом выговаривая слова липким ртом, – про людей, стареющих не от пройденного расстояния, а от чего-то другого.
– В каких таких книжках? – удивился Платон, держа под палящим солнцем не тающее в состоянии покоя мороженое. – Они же все достались тебе от меня, а я ничего такого не помню.
– Ну, это… дети в школе показывали, – замялась девочка, едва понятно говоря с полным ртом. – В одной сказке написано, что люди стареют, выпивая воду. Их жизнь так и исчисляется, литрами. А в другой написано, что измеряется сказанными словами.
В иной ситуации ее слова могли показаться просто пересказом новой для нее информации, которую дети впитывают каждый градус, не успеешь и глазом моргнуть. Но в тот момент Лиза вопросительно смотрела на брата, ожидая ответа на глупости, которые в ее возрасте казались такими же реальными, как и сама жизнь. Парню вновь пришлось собираться с мыслями в страхе сойти за неумелого воспитателя.