Атлант поверженный

Умин Андрей Валерьевич

– На то они и сказки, – начал он, все еще любуясь ледяным мороженым у себя в руке, которому не находилось места в желудке после хлопьев и молока. – Там описаны воображаемые миры, которые живут только в нашей фантазии. Прекрасные, вдохновляющие, завораживающие, но вымышленные. Когда-нибудь ты вырастешь, и тебе так же, как и всем взрослым, станет очевидно, что жизнь не может идти никак иначе, чем наша, зависимая от движения. Это реальность, которая не может быть иной. Любое существование за пределами наших законов физики невозможно.

– Что такое физика? – спросила девочка, уже доевшая мороженое, попутно обляпавшаяся им.

– Наука, которую проходят после третьего класса. Не бери в голову, там скучные формулы и расчеты, которые шифрами записывают всю нашу жизнь.

– Платон, – расстроенно протянула Лиза. – Я не хочу взрослеть. Эти сказки прекрасны.

Парень поднялся с бордюра и на свой страх и риск повел сестру за руку в дом. Они гуськом поднялись на свой второй этаж по узкой лестнице с выключенным для экономии электроэнергии освещением.

Из-за соседских дверей доносился шум телевизоров, смешивающий закадровый смех развлекательных шоу, музыку клипов и стрельбу боевиков в винегрет звуков. Платон уже предвкушал мучительную учебу под невыносимый шум боксерского матча, но, войдя в квартиру, удивился не меньше младшей сестры. Дверь в зал была открыта, и они увидели сидящего перед голубым экраном отца, неподвижно смотрящего рекламу «Магазина на диване» почти без звука. Он не шевелился и не переключал каналы, будто завис на чем-то своем. Просто пялился в одну точку, перематывая в голове одному ему известные мысли. Через закрытую кухонную дверь Платон услышал едва уловимый, но такой знакомый ему с детства плач и, догадавшись о произошедшем скандале, быстро всучил сестре мороженое и затолкал девочку в их общую комнату, не дав той понять, что к чему. Маленькое, беззаботное, счастливое создание плюхнулось на свою кровать и, аппетитно причмокивая, сразу принялось за раскраску, а Платон заглянул к матери, сидевшей за кухонным столом.

– Будете ужинать? – вытирая остатки слёз, грустно спросила она.

– Нет, мам, я поел хлопья, а Лиза мороженное. Может, тебе чем помочь?

– Спасибо, ничего не надо. Лучше беги на занятие, не пропускай учебу, единственное, о чем прошу.

Только тогда Платон вспомнил о начинающемся домашнем занятии. Видимо, поэтому соседка ушла с лавочки домой – чтобы скорее к нему подготовиться. Он аккуратно прикрыл кухонную дверь и пошел к себе заниматься, пытаясь вспомнить предстоящую тему урока. Но мысли кружились вихрем, как листы бумаги, гонимые в разные стороны ветром. Он витал в облаках. Солнце все так же неслось в далеком космосе, сжигая себя дотла ради того, чтобы мизерная часть его света попала людям в окно и сэкономила чуточку денег. Оно так же палило стоящие на улице деревья, которым ничего не могло сделать, потому что они застыли в неподвижности на одном кольце своей жизни, пребывали в чистилище между смертью и бытием. Платон сидел за своим рабочим столом и, затаив дыхание – ведь в покое оно и не требовалось, – любовался зелеными ветками, а чуть правее, в десяти метрах от его глаз, стоял соседский дом с безмятежно сидящей у окна Лией. Ветер не трепал ее прекрасные желтые волосы, но в воображении парня он буйствовал, крушил все на своем пути. Обычно бьющее только раз в несколько метров сердце при взгляде на девушку начинало судорожно стучать и пугало влюбленного юношу, но он ничего не мог с собой поделать, не мог отвести взгляд. Внезапно Лия повернулась, и их глаза встретились. Девушка, для которой эта встреча на расстоянии была привычной и даже рутинной, приветливо кивнула, здороваясь, а потом движением бровей и глаз стала показывать на свой маленький экран, расположенный на учебном столе, мол, не отвлекайся, у нас же занятие. После чего Платон стеснительно перевел взгляд на крохотный телевизор прямо перед собой, подключенный к университетской сети. Там профессор в белом халате, с седыми волосами и седой бородой, в огромных черных очках, рассказывал о пяти законах скорости и пространства, говоря по возможности медленно, но не делая пауз. Вся тема была в учебнике, который парень, спохватившись, раскрыл. У него даже были пометки карандашом на полях, чтобы внимательно слушать, не расшифрует ли непонятные тезисы преподаватель. Но тяга к знаниям почему-то уступала место странному и непривычному чувству, которое охватывало все тело, когда Платон смотрел в окно напротив. Его удивляло, как могло так совпасть, что образ идеальной девушки, его внутренний эталон, оказался его ближайшей соседкой. Самые прекрасные, по его мнению, лицо, волосы, одежда, причем любая, носимая Лией, самые лучшие книги – те, которые она держала в руках. Даже шутки и фразы она выбирала самые идеальные. Он оказался в первом ряду возле самой красивой и умной девушки. Неслыханное везение или подозрительное совпадение?

Соседка опять поймала его взгляд и смущенно заулыбалась. Затем снова показала глазами на телеэкран, боясь пропустить слова преподавателя. Оказалось, что Платон прозевал почти целую лекцию, сходя с ума и теряясь в догадках относительно своих ощущений. Единственное он знал точно – что хочет вечно находиться возле девушки, а в моменты, когда она далеко, жизнь кажется ему бессмысленно сгорающей спичкой, судьба которой никому не интересна. С трудом дослушав лекцию и едва не заработав косоглазие, он спокойно вздохнул, когда девушка в окне исчезла. Можно было сменить шарманку внутреннего напряжения, перестав смотреть на Лию. Теперь можно было спокойно, зарывшись в свой внутренний мир, думать о ней. Сложно сказать, сколько навязчивых образов, повторяющихся один за другим, как у параноика в голове, он смог обдумать, пока окончательно не устал. Желая чего-то до изнеможения, мы в какой-то момент выгораем и получаем короткий отрезок для нормальной, спокойной жизни, пока сердце снова не наполнит наши мысли кровью горячих чувств.

Платон отвлекся от мучительных мыслей, достав из-под стола печатную машинку и принявшись набирать очередную главу своего диплома. Подпирая локтями не желающую лежать открытой тетрадь,

он пытался правильно формулировать мысли, параллельно обдумывая отцовские слова о сомнительности лишних, не востребованных в простой жизни знаний, когда работа на заводе в буквальном смысле лежит прямо под носом, а работа ученого – туманна, далека и негарантирована. На первый взгляд все было именно так, но ведь нашлись люди, наплевавшие на мнение окружающих, разорвавшие рамки условностей, открывшие что-то новое в мире, который потянули вслед за собой. Конечно, многие остались просто начинающими исследователями, ничего особого не добившись, но это не повод душить в себе интерес открывателя неизведанного. Очевидно, Платон с отцом были совсем разными, можно сказать, противоположными по натуре людьми. Им было тяжело друг с другом, но зрелый, безразличный почти ко всему мужчина не испытывал по этому поводу неудобств, в отличие от молодого, чувствительного парня. Так же, как и внезапные чувства, обрушившиеся на него, как лавина, проблемы в семье давили землянистой, противной массой, зажимая его с двух сторон. Парень и сам уже не понимал смысла своего мудреного диплома, начав тяготеть к прекрасному полу.

Тем не менее пальцы усердно стучали по печатной машинке, набивая текст, пока рука не дернулась от испуга из-за внезапно подбежавшей сестры. Он не заметил, как она, увлеченная своими раскрасками, встала с кровати.

– Платон, мне показалось, что солнце исчезает, – испуганно пробубнила она, положив руки на его колено. – Я закрашивала небо, перепутала карандаши, и солнце погасло, оно стало черным.

– Не волнуйся, это всего лишь кошмар, – ответил парень, – солнце никуда не уходит.

Но девочка не унималась, начав тереть кулачками глаза. Ее волосы совсем растрепались, а ссадины на локтях, в свою очередь, почти зажили.

– А если вдруг оно сядет за горизонт, – ныла она, – станет совсем темно и мы умрем от страха.

– Не сядет, Лиз, оно всегда будет кружиться на небе, ученые это рассчитали.

– Обещаешь?

– Конечно, – погладил старший брат ее по голове. – Тысячи детей наших детей будут им освещены. Тебе, кстати, не пора готовиться к школе?

Они посмотрели на солнечный механизм на стене, настроенный в соответствии со всеми фазами звезды. Для общего порядка у всех людей висели такие приборы, позволяющие следить за началом и концом рабочего дня, сообщающие о скором возвращении на учебу и так далее.

– Сможешь сама причесаться? – спросил Платон.

– Да, мама меня учила.

И они стали готовиться, младшая – к урокам через дорогу от дома, а старший – к занятиям в университете в здании по соседству от школы. Пока сестра собирала раскраски и школьные книги в рюкзак, парень задумался о том, что где-то, может, действительно живут совершенно другие люди с экзотической внешностью, необычными привычками и обычаями. Возможно даже с другими законами физики, хотя наука это на корню отрицает. Вот бы суметь побывать в дальних странах и увидеть все собственными глазами, не через отфильтрованную призму затасканных телешоу и снимаемого по одобренным стандартам кино. В словаре редких слов и сленговых выражений даже есть определение этим безумным мыслям – путешествие – преодоление огромных расстояний ради новых эмоций и впечатлений. Его можно найти на последней странице глоссариев, между сокращенными списками психических заболеваний и наркотических маний, рядом со словом «самоубийство». От этих мыслей Платону стало дурно и страшно. Ведь совсем недавно в соседнем доме, за окном, которое он теперь так полюбил, жила пара бездетных стариков, умерших естественной смертью, и ничто не предвещало беды, шторма, бури, разгоревшейся теперь в парне. Вдруг, как гром среди ясного неба, в опустевшую квартиру заселили выросших сирот из приюта, теперь самостоятельных девушек, одна из которых, из того самого окна, стала одногруппницей Платона. И понеслось. Спокойный и очень скромный парень теперь ежеградусно перебирал в голове всевозможные виды жертв, на которые готов пойти ради Лии. Даже не став наркоманом, он получил все то, чего раньше боялся. Теперь любые безумства казались естественными и даже необходимыми, чтобы справиться с этой жизнью. И вот наступил очередной момент, когда он увидится в универе с объектом своих воздыханий.

Похлопав по плечу уже погладившую одежду и причесавшуюся сестру, Платон собрал тетради в рюкзак на одно плечо и проводил Лизу к выходу. Миновав узкую лестницу, они вновь оказались под яркими солнечными лучами, такими мягкими, такими привычными и, главное, вечными, несущими уверенность в завтрашнем градусе. Вся молодежь квартала тоже высыпала из домов на улицу. Огромная масса людей почти одномоментно переходила дорогу, словно устремившись к призывным пунктам, как в фильме про войну с Шестым рейхом. Существует ли эта странная организация на самом деле, никто не знал, но она была на слуху с детства.

Миновав дорогу, Платон помахал младшей сестре рукой и проследил, чтобы она вошла в здание школы. Потом он повернулся в другую сторону и, бегая глазами по отдельным фигурам парней и лицам девушек, искал Лию, чтобы проводить ее до учебной аудитории и перекинуться ничего на первый взгляд не значащими словами. Со стороны ее дома шли несколько сирот-сожительниц, но свою соседку он не нашел и поплелся в одиночестве в сторону учебного заведения. Солнце в этот момент не грело душу, хоть и не уходило никогда с горизонта, птицы не пели. Они даже не улетали на юг и тем более не возвращались. Внезапно кто-то хлопнул по его плечу, но, когда Платон повернулся, позади никого не было. Зато с другой стороны раздался дикий смех его неотесанных одногруппников.