Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)
Шрифт:
— Это верно, мистер Томпсон, — согласился доктор Феррис. — Но можете ли вы назвать хоть одного издателя, которому это известно?
— Кажется, не могу, — мистер Томпсон был явно доволен.
— На каких бы людей мы ни рассчитывали, составляя наши планы, — продолжил доктор Феррис, — существует одно старое изречение, которое мы можем благополучно забыть: нужно рассчитывать на мудрых и честных. Мы не будем на них полагаться. Эти люди устарели.
Джеймс Таггерт посмотрел в окно. В небе над просторными улицами Вашингтона появились просветы нежной апрельской голубизны, и несколько лучей пробились
— Мне не нравятся замечания профессора, — громко и угрюмо заявил Лоусон.
— Спокойно, — оборвал его Уэсли Моуч. — Доктор Феррис говорит не о теории, а о практике.
— Ну, если вы хотите говорить практически, — вмешался Фред Киннан, — тогда позвольте мне сказать, что мы не можем заботиться о бизнесменах в наше трудное время. О чем нам действительно нужно подумать, так это о занятости. Больше рабочих мест для людей. В моих профсоюзах каждый работающий человек кормит пятерых безработных, не считая кучи голодных родственников. Если вы хотите, чтобы я дал вам совет… нет, я знаю, советы вам не нужны, это просто мои соображения… выпустите директиву, обязывающую добавить еще треть людей к каждой платежной ведомости в стране.
— Боже всемогущий! — взвизгнул Таггерт. — Вы с ума сошли? Мы и сейчас едва-едва справляемся с оплатой платежных ведомостей! Даже для тех, кто уже нанят, работы не хватает! Еще треть? Мы все равно не найдем им применения!
— Кого волнует, найдете вы им применение или нет? — пожал плечами Фред Киннан. — Людям нужна работа. Для нас главное — помочь нуждающимся, а не ваши прибыли.
— Дело вовсе не в прибыли! — продолжал визжать Таггерт. — Я вообще ни слова не сказал о прибыли. Я не давал вам повода оскорблять меня. Вопрос в том, где, черт возьми, мы возьмем деньги для заработной платы вашим людям, когда половина наших поездов идет порожняком, и грузов катастрофически не хватает. — Его голос внезапно зазвучал тихо и задумчиво: — Однако мы понимаем, в каком тяжелом состоянии сейчас находятся рабочие, и… это просто так, мысли вслух… мы, возможно, сможем принять на работу еще некоторое количество людей, если вы разрешите нам удвоить тарифы на грузовые перевозки, которые…
— Да вы что, рассудка лишились? — взвыл Оррен Бойл. — Я и при сегодняшних тарифах еле держусь, меня дрожь пробирает каждый раз, когда проклятый товарный вагон въезжает или выезжает с завода, они из меня всю кровь выпустили, я не могу себе позволить таких расходов, а вы хотите удвоить тарифы!
— Это не самое главное, можете вы себе позволить такие расходы или не можете, — холодно ответил Таггерт. — Вы должны быть готовы к жертвам. Людям нужны железные дороги. Главное — нужды людей, а не ваши прибыли.
— Какие прибыли? — выл Оррен Бойл. — Когда это я получал прибыль? Никто не может упрекнуть меня в том, что я занимаюсь бизнесом ради выкачивания прибыли! Посмотрите лучше на мой балансовый отчет, а потом сравните с моими конкурентами, у которых все клиенты, всё сырье, все технические преимущества и монополии, а потом говорите, у кого прибыли!.. Но, разумеется,
— Что? Опять? — теперь уже взвыл мистер Уизерби, утратив весь свой чопорный вид. — Сколько субсидий вы уже получили от нас и сколько отсрочек, продлений и мораториев? Вы пока еще не выплатили ни цента, а когда вы все вместе погубите на корню систему сбора налогов, откуда мы сможем взять денег на ваши субсидии?
— Есть еще люди, которые не сломались, — медленно проговорил Бойл. — Вам, парни, нет прощения за то, что вы позволили нужде и горю распространиться по всей стране, но есть еще люди, которые не сломались.
— Я не могу этому помочь! — проорал Уэсли Моуч. — Я ничего не могу поделать! Мне нужны более широкие полномочия!
Собравшиеся не могли сказать, что заставило мистера Томпсона присутствовать на приватном совещании. Он мало говорил, но слушал с интересом. Казалось, что Глава государства очень хотел в чем-то разобраться, и теперь у него был вид, словно он усвоил то, что хотел. Томпсон встал и бодро улыбнулся.
— Начинайте, Уэсли, — кивнул он. — Вводите в действие номер 10-289. У вас не возникнет никаких трудностей.
Все неохотно, с угрюмым уважением поднялись с мест. Уэсли Моуч посмотрел на свой листок бумаги и недовольно сказал:
— Если вы хотите, чтобы я начинал, вы должны объявить о введении чрезвычайного положения.
— Я объявлю его, как только вы будете готовы.
— Есть определенные трудности, которые…
— Предоставляю вам решить их любым доступным вам способом. Это ваша работа. Покажите мне примерный набросок завтра или послезавтра, но не досаждайте мне мелкими деталями. Мне еще нужно подготовиться к речи на радио. Мое выступление — через полчаса.
— Главная трудность состоит в том, что я не уверен, позволяет ли нам закон вводить в действие некоторые положения Директивы номер 10-289. Боюсь, могут возникнуть определенные проблемы.
— Черт, мы же приняли столько чрезвычайных законов. Если их просмотреть, вы наверняка откопаете какую-нибудь зацепку, прикрывающую ваши действия.
Мистер Томпсон повернулся к остальным с доброй дружественной улыбкой.
— Предоставляю вам, парни, отшлифовать детали, — сказал он. — Благодарю вас за прибытие в Вашингтон, ваши замечания я нахожу очень полезными. Рад был вас видеть.
Они подождали, пока за Томпсоном закрылась дверь, и снова заняли свои места, не глядя друг на друга.
Не будучи детально знакомы с текстом Директивы 10-289, собравшиеся, в общем, знали о ее содержании. Знали довольно давно, но, по негласной договоренности, держали в секрете и не позволяли себе комментировать. По тем же соображениям они хотели бы, если возможно, и сейчас не воздерживаться от обсуждения. В таких вопросах следовало избегать прямоты. Но в то же время им очень хотелось, чтобы директива вступила в действие, причем без лишних слов с их стороны, чтобы не знать, что они делают именно то, что делают. Никто не признавался, что Директива номер 10-289 — конечная цель всех усилий каждого из них.