Атлант расправил плечи. Книга 2
Шрифт:
— Я не признаю свои действия преступными.
— Но вы признали, что нарушили указы, контролирующие продажу вашего металла.
— Я не признаю за вами права на контроль над продажей моего металла.
— Должен вам заметить, что признания этого вами и не требовалось.
— Я полностью отдаю себе в этом отчет и действую соответственно.
Реардэн заметил, что в зале царит тишина. По правилам многослойного обмана, в который все эти люди были вовлечены во благо друг друга, им следовало рассматривать
— Вы хотите сказать, что отказываетесь повиноваться закону? — спросил судья.
— Нет. Я подчиняюсь закону — до буквы. Ваш закон гласит, что моей жизнью, моим трудом и моей собственностью можно распоряжаться без моего согласия. Отлично, вы можете распоряжаться мною без моего участия. Я не стану оправдываться в ситуации, когда невозможны никакие оправдания, и не буду делать вид, что предстал перед справедливым судом.
— Но, мистер Реардэн, закон специально оговаривает для вас возможность высказать свое мнение и оправдать себя.
— Человек, привлеченный к суду, может оправдывать себя только тогда, когда судьи осознают объективные принципы справедливости, принципы, защищающие его права, которые они не могут нарушить и к которым он может призывать. Закон, по которому вы меня судите, гласит, что у меня нет никаких прав, что не существует никаких принципов и что вы можете сделать со мной все, что пожелаете. Что ж, действуйте.
— Мистер Реардэн, закон, который вы обвиняете, основывается на высшем принципе — принципе общественного благосостояния.
— Что это за общество? Что оно считает для себя благосостоянием? Было время, когда люди верили, что «благо» есть понятие, определяемое сводом моральных ценностей, и что ни один человек не имеет права добиваться блага для себя путем нарушения прав другого. Если узаконено, что мои собратья могут жертвовать мною, как пожелают и ради чего угодно, если они верят, что могут присвоить мою собственность только потому, что нуждаются в ней, — что ж, так поступает любой бандит. Существует единственная разница: бандит не просит моего согласия на свои действия.
Ряд мест в зале суда был предназначен для почетных гостей, приехавших из Нью-Йорка наблюдать за ходом процесса. Дэгни сидела неподвижно, на ее лице застыло торжественное внимание, понимание того, что слова Реардэна определят дальнейший ход ее жизни. Рядом с ней сидел Эдди Виллерс. Джеймс Таггарт не пришел. Пол Ларкин сидел сгорбившись, с вытянутым лицом, напоминающим морду животного, заострившуюся от страха, переходящего в злобную ненависть. Мистер Моуэн, сидевший рядом с Ларкином, был человеком простым и недалеким; его страх носил не такой глубинный характер. Моуэн слушал с негодованием и недоуменно шептал Ларкину:
— Господи,
— Должны ли мы понимать ваши слова так, — спросил судья, — что вы ставите собственные интересы выше интересов общества?
— Я придерживаюсь мнения, что подобный вопрос может быть поднят лишь в обществе каннибалов.
— Что вы имеете в виду?
— Я считаю, что между людьми, которые не требуют незаработанного и не практикуют человеческих жертвоприношений, не возникает столкновения интересов.
— Следует ли понимать, что если общество считает необходимым сократить ваши прибыли, то вы не признаете его права на это?
— Почему же, признаю. Общество может сократить мои прибыли в любое время, когда пожелает, отказавшись покупать мою продукцию.
— Мы говорим о других методах.
— Любой другой метод сокращения прибыли — это бандитская разводка, и я понимаю его так.
— Мистер Реардэн, вряд ли это способ оправдать себя.
— Я сказал, что не буду оправдываться.
— Но это неслыханно! Вы осознаете серьезность предъявленного вам обвинения?
— Я не собираюсь принимать это во внимание.
— Вы представляете себе возможные последствия своей позиции?
— Полностью.
— По мнению суда, факты, представленные обвинением, не дают повода для снисхождения. Наказание, которое суд имеет право наложить на вас, чрезвычайно сурово.
— Валяйте.
— Простите, не понял?
— Налагайте.
Трое судей переглянулись. Затем один из них обратился к Реардэну со словами:
— Небывалый случай!
— Это нарушает все правила, — произнес второй судья. — Закон требует, чтобы вы представили на рассмотрение петицию в собственное оправдание. Единственный другой вариант — вы должны подтвердить для протокола, что отдаете себя на милость суда.
— Я этого не сделаю.
— Но вы должны!
— Вы хотите сказать, что ждете от меня добровольных действий?
— Да.
— Я ничего не сделаю добровольно.
— Но закон требует, чтобы позиция обвиняемого была представлена в протоколе!
— Вы хотите сказать, что вам нужна моя помощь, чтобы сделать эту процедуру законной?
— Гм, нет… да… Именно так, для соблюдения процедуры.
— Я не стану помогать вам.
Третий, самый молодой судья нетерпеливо огрызнулся:
— Но это смешно! Вы хотите, чтобы дело выглядело так, словно человек вашего положения садится в тюрьму по ложному обвинению без… — Он осекся.
В конце зала раздался долгий свист.
— Я хочу, — мрачно произнес Реардэн, — чтобы характер этой процедуры был именно таким, каков он есть. Если вам нужна моя помощь, чтобы замаскировать его, я не стану вам помогать.