Атлантида и Древняя Русь
Шрифт:
12 июня
Мы вышли из Новороссийска, идём вдоль кавказского берега. Здесь проходили аргонавты.
Над нами низко пролетает самолёт, на мгновение закрывая солнце. Самолёт сворачивает к Анапскому аэропорту и с рокотом исчезает за горами.
Ведь тот Орёл своим видом с воздушною птицей не сходен…
В это время я читаю отрывок
Удивительная, однако, эта птица. Она и правда напоминает современный самолёт (или корабль пришельцев):
Ведь тот Орел своим видом с воздушною птицей не сходен,Крылья его подобны гладким вёслам…К тому же аргонавты, так же как и мы сейчас, полагаю, слышали рокот турбин при его посадке.
А потом невдалеке они услышали голос стонущийПрометея, чью печень Орел вырывал…Мы проходим мимо Таманского полуострова – здесь Ясон добывал золотое руно, здесь целый год жил Одиссей у волшебницы Цирцеи, и здесь, где-то под нами, на глубине 100 метров, находится вход в пещеру Аида…
Я вглядываюсь в низкие пустынные берега Тамани… Тамань, загадочное место… Потом здесь располагалось канувшее в Лету русское Тмутараканское княжество. Вспоминаю имена правивших здесь князей и то, что некогда здесь слагал песни вещий Боян… А потом тут останавливался Лермонтов…
13 июня
Делаем бросок от Керченского пролива к Ялте. По правому борту красивейшие берега Ливадии. Мы видим скалу Парус, Ласточкино Гнездо. По левому борту, недалеко, проходит парусный барк «Товарищ», крупнейшее парусное судно Чёрного моря.
Лёгкий бриз. Мы поворачиваем в открытое море.
Я, потея, выполняю обязанности кока. Тем, кто наверху, на свежем ветру, хорошо, а мне приходится крутиться у плиты, в духоте.
Качает, качает, качает, качает…
Кормлю постоянно: борщ, каши, супы. Выясняется, что в море у всех просыпается необыкновенный аппетит. Команда поднимается из-за стола, цыкая зубом, надуваясь до состояния шарообразности. Под ними скрипит палуба, когда они выкатываются из кают-компании на свежий воздух. Меня же воротит от еды.
Валера Стрыгин говорит:
– Ты, – говорит, – ешь. Не хочется, а всё равно ешь. С пустым желудком знаешь как укачивает? Голова от мыслей тяжёлая, вот её и бросает из стороны в сторону – мозги взбалтываются, как гоголь-моголь. А поешь, чувствуешь себя устойчивее: центр тяжести в живот
14 июня
День начался с прекрасной погоды. Сводку хорошей погоды передало нам и проходившее мимо болгарское судно.
Летние «Алкионовы дни», или, по-русски, «Русалии», семь дней перед летним солнцестоянием. Говорят, в алкионовы дни можно увидеть птицу Алконост, которая выводит своих птенцов на бреге моря. В эти дни, по поверью, стихают ветра (потому и регату устроили в сей срок, середина июня почитается самой спокойной). Вот мы и проверим, правду ли говорят легенды…
Погода испортилась неожиданно. Только что был почти полный штиль, яхта покачивалась, мы закидывали лески и вытаскивали бьющуюся серебристую ставридку. И вдруг край неба потемнел, быстро стала надвигаться обложившая весь горизонт туча.
В это время я читаю «Одиссею»:
Тёмную тучу тогда над судном нашим глубокимПоднял Кронион, и вот потемнело широкое море.Судно недолгое время бежало…Мы зарифили паруса, а когда шквалом налетел ветер, попытались на маленьком штормовом стакселе уйти по грозовому фронту от бури. Но и стаксель пришлось через пару часов убрать.
Теперь наша яхта шла под одной мачтой. Массивная и широкая мачта изгибалась под ветром и грозила либо вылететь из шарнира (тогда поплавки катамарана, крепившиеся к мачте вантами, разломали бы все балки и связи), либо перевернуть катамаран.
Ключарёв сидел у руля и направлял яхту так, чтобы она лавировала с волны на волну. Сейчас главное – не поставить яхту к волне лагом. Тогда волны быстро проломят её борта. Оба носа яхты взлетали над водой и тут же падали, разбивая волны, которые хлестали сквозь сеть, протянутую между корпусами, и окатывали находившихся на палубе.
К ночи в темноте следить за волнами стало невозможно. Электричества в батареях хватало только на сигнальные огни, но не на освещение. Приходилось полагаться лишь на свою интуицию. Ключарёв боролся с волнами половину ночи, но не ушёл с палубы и тогда, когда пришла смена. Оставшуюся часть ночи он провёл здесь же в полузабытьи.
14-16 июня
Трое суток прошли в изнурительной однообразной борьбе. Все мы были измучены, но двигались, делали то, что было необходимо, либо лежали пластом на палубе. А ветер не утихал, не давал передышки. Море показывало, что ему ничего не стоит в щепки разбить яхту, смять, оглушить, выбросить за борт борющихся за жизнь людей…
Последняя ночь была самой тяжёлой. Я отлеживался в каюте в промежутках между попытками приготовить что-нибудь и между вахтами. То проваливался в сон, то просыпался от грохота швертов, бившихся после каждого падения с волны в швертовом колодце. Казалось, кто-то грозный ломился в дно яхты, обещал всё разломать, сокрушить… Посреди ночи я услышал крик Дроздова, пытавшегося пробить дверь в нашу каюту:
– На палубу! Ломай дверь, вас заклинило!
И он прибавил к сказанному ряд солёных морских выражений, которые сами собой вылетают в подобных ситуациях.