Атлантида: возвращение короля
Шрифт:
Но как он мог остановиться, когда ее тело прижималось прямо к его, когда он чувствовал ее восхитительный запах, когда он мог просто положить руку ей на шею и поцеловать?
Атлант мысленно застонал.
Вот именно.
Он не мог перестать думать о ней.
Или о желании обладать ею.
— Эй, Эмброуз?
Сонный, нежный голосок Мари вырвал его из раздумий. И, взглянув на нее сверху вниз, он вынужден был признать, что это была, пожалуй, самая восхитительная вещь, когда-либо слетавшая с ее губ просто потому, что она
— А русалки пускают газы?
— Что? — спросил он, совершенно ошеломленный.
— Русалки пукают, правда? — ее глаза полностью закрылись, голова более свободно склонилась к его груди. Он обнял ее за талию и со вздохом закрыл глаза.
— Просто ложись спать, Мари, — пробормотал он, приглаживая ее волосы. Она уткнулась носом в его грудь, прежде чем вздохнуть и провалиться в ровный, глубокий сон.
«А русалки пускают газы?»
Что это был за вопрос?
Иногда его Мари была для него просто невыносима…
Его? Мари не принадлежала ему. Она никогда не будет принадлежать ему. О чем он только думал? Эмброуз снова ударился головой о мягкие водоросли, ругая себя. Действительно, что с ним было не так, что он называл Мари своей?
Всё. Вот что.
Она никогда не захочет быть с кем-то вроде него — и когда придет время, когда она найдет себе мужчину-Атланта, он отпустит ее. Они были слишком разными, он был слишком испорчен, и он был изгнан. Быть с кем-то вроде него означало бы для нее быть отверженной еще больше, чем она уже была.
Но когда мягкий выдох воды обдал его грудь, его руки собственнически сжались. Какой-то другой мужчина? С ней? Слышать ее крики, ее смех, ее стоны?
Нет! Что-то внутри него взревело. Никто не смог бы заполучить Мари — она была слишком хороша для любого мужчины под водой, в том числе и для него.
Эмброуз смотрел на нее сверху вниз, изучая черты ее лица.
Он никогда ни для кого не будет достаточно хорош. Он не был достаточно хорошим мужчиной для Аихии, не был достаточно хорошим другом для Сето. Что заставило его думать, что он может поставить какой-либо притязания, на любую женщину?
Все мысли о Мари улетучились.
Аихия.
Первая женщина, которая привлекла его внимание, и жена его лучшего друга. Эта женщина была совершенством. Невинная, воспитанная, чистокровная, второстепенная богиня… такая добросердечная и благородная, — подумал он, возвращаясь мыслями на много лет назад.
Она была… удивительной. Волосы у нее были такие же длинные, как у Мари, только рыжие, как огонь. Ее глаза были одного из самых нежных оттенков синего, которые он когда-либо видел, а изгиб ее губ…
Он нахмурился. Она не совсем соответствовала Мари. Аихия была выше Мари, это точно. А еще она была слишком нежной, слишком понимающей. Она отказывалась видеть плохое в ком-либо, но всегда видела. В ее глазах не было такого понятия, как «плохой Атлант».
Но с Мари…
Эмброз понимал, что, если
Мари могла сама о себе позаботиться. Она доказала ему это, когда не только помогла ему добраться до воды, несмотря на то, что была почти в истерике и бредила, но и когда пережила превращение, хотя и была немного не в себе.
Мари была идеальным человеком для того, чтобы стать королевой. Она знала правительство, она была учительницей, у нее было понимающее сердце, ей удалось справиться с одной из самых нелепых вещей для своего народа — превратиться в «русалку». А факт, что удалось сохранить рассудок?
Потрясающе.
Превращение людей в Атлантов в какой-то момент было запрещено. Слишком многие смертные сходили с ума и становились настолько безумными, что в конце концов убивали себя и тех, кто их окружал. Было либо море, либо суша — и те, кто там родился, там и остались.
Иронично, верно? Эмброуз был тем, кто создал этот закон, и, вероятно, был единственным, кто нарушил его с тех пор. После разрушения Атланты потеряли большую часть, если не все, контакты со смертными. Те несколько недель, что у него были до суда, дали ему достаточно проницательности, чтобы предсказать, что произойдет — и судя по отчетам, которые Сето хвастливо преподносила ему на протяжении многих лет, он был прав.
Мари дернулась в его руках, возвращая его в настоящее. Ее лицо было сморщенным и красным, как будто она собиралась заплакать. Паника пронзила его грудь.
Женщины плакали? Во сне?
Эмброуз смотрел на нее, а ее лицо становилось все краснее и краснее, рот искривился в болезненной гримасе.
— О, боги, — прошептал он, приглаживая ее волосы и нежно поглаживая спину. — Не плачь, все в порядке. Пожалуйста, не плачь, Мари, — последнее было обращено не к ней, а к нему самому. Он не выдержит, если она начнет плакать во сне. Придется ли ему будить ее? Или она будет плакать еще сильнее?
Он уже собирался разбудить ее, когда она что-то пробормотала.
Эмброуз нахмурился. Это прозвучало как имя.
Он наклонил голову ближе к ее губам, когда ее лицо стало менее болезненным и более разъяренным. Даже во сне Мари говорила быстро. Эта мысль успокоила его, даже когда он напряг слух, чтобы расслышать, что она говорит.
Она снова прошептала это.
Эмброуз чуть не вскрикнул, когда ее пальцы впились в его грудь, волшебным образом превратившись в когти. Он схватил ее за запястье и попытался вырвать руку, но она только сильнее впилась в него.