Атланты и кариатиды
Шрифт:
— Мама... — прошептала Таня, — если он хороший... я буду его любить. Клянусь тебе, мамочка.
Вмиг высохли слезы.
Она сжала ладонями Танину голову, посмотрела в глаза.
— О чем это ты говоришь? — и засмеялась. — Глупенькая моя и маленькая! Кто мне нужен... Никто мне не нужен! Никто! Кроме вас с Толиком!
И сама поверила, что никто ей не нужен, что человек, который ждет ее в машине, абсолютно ничего для нее не значит; просто так, случайное приглашение.
И успокоилась. Почти весело с помощью Тани закончила сборы. Без колебаний надела шубу, которую Сергей когда-то привез из одной дружественной страны,
Максим с некоторым удивлением оглядел ее дорогую шубу, от которой еще пахло шкафом.
— А я, застывши на морозе, подумал уже, что вы не придете.
— Что вы! Грех отказываться от такой возможности. Когда-то в институте я играла в народном театре.
— О-о!..
— Вас это удивило?
— Почему-то удивило. Может быть, потому, что в жизни, мне кажется, вы совсем не актриса. Никогда не играете. Между прочим, за это вас любит весь городской актив.
Она не ответила. Некоторое время вообще молчала.
Максим подумал: окунулась в минувшее или улетела в будущее? Но он ошибся, она думала о сегодняшнем дне. Фраза его про актив почему-то напомнила, что жена архитектора — сестра жены Игнатовича и что шефу — во второй раз назвала его так, с оттенком иронии, — безусловно, не понравится ее нынешний поступок.
Она спросила почти шепотом:
— А жены... вашей... не будет?
Максим резко затормозил машину. Остановился. Посмотрел на нее. Черт возьми, как он не подумал, что Даша может прийти с Игнатовичами? Наверно, придет, потому что любит показать на людях свою причастность к искусству. Неплохо окончательно дать ей понять, что от их союза ничего не осталось, что он открыто, без ханжества готов пойти на сближение с другой женщиной. Но смолчит ли она? Скорее всего учинит скандал. На ее стороне формальное преимущество: никто не знает, как они живут, но все знают, что они муж и жена. Поддержат ее. Права свои, писаные и неписаные, Даша усвоила отлично.
— Назад? — опять-таки шепотом спросила Галина Владимировна.
— Назад? Нет! Только вперед! После такой подготовки — и отступать? С Дарьи Макаровны, пожалуй, станется учинить скандал, но мы не дадим ей этой возможности. Мы сядем врозь.
Она нервно рассмеялась.
— Вы предусмотрительны. Но зачем вам такая партнерша?
Максим поставил машину не на площади, а в проулке за театром. Галина Владимировна спросила озабоченно:
— Не уведут?
— Ее уже три раза крали. Но возвращали обратно. Один наглец даже письмо оставил с благодарностью. Я хочу, чтоб украли совсем. Может быть, тогда мне, как потерпевшему, продали бы без очереди новую. А то эту больше латаю, чем езжу на ней.
У театрального подъезда она смущенно попросила:
— Дайте мне билет.
Максим достал билеты, один оторвал ей.
— Так рядом же, — испуганно сказала она.
— Не волнуйтесь. Вы будете сидеть далеко от меня.
Когда передавал билет, почувствовал, как дрожит ее рука — женщину трясло. Грустно подумал:
«Проклятые условности. Сколько надо пережить, чтоб пойти с человеком в театр. Первобытные нравы!»
Галина Владимировна быстро взбежала по ступенькам. Театралов у входа было много, несмотря на мороз. Слышались вопросы: «Лишнего билетика нет?»
Максим увидел
Когда Максим спустился в гардероб, Галина Владимировна уже разделась, сменила сапоги на туфли, шубу и сумку с обувью держала в руках. Не хотела, боялась, чтоб он проявлял к ней излишнее внимание. Но в гардеробе никого знакомых не было. Актив раздевался в кабинете директора театра. Он предоставил ей самой сдать вещи, но, стоя рядом, пошутил:
— У меня слабые навыки конспиратора. Идите за мной. Я покажу вам место.
Он покупал билеты для себя и для Шугачевых. Лучшие — тогда еще не знал, кого пригласит — отдал Шугачевым. Запомнил ряд, места.
Максима немного смущала процедура знакомства Галины Владимировны с Шугачевыми. Боялся не за Полю, а за Виктора. Тот по простоте своей может ляпнуть что-нибудь не к месту. Но Шугачевых еще не было. Добравшись до ряда, Максим тихо сказал:
— Шестнадцатое — ваше.
Она удивленно посмотрела на него и молча стала пробираться к месту, которое он показал.
Максим пошел обратно в фойе, чтоб встретить и предупредить Шугачевых. Наконец увидел Полю и с облегчением вздохнул, пошел навстречу. Был уже второй звонок. Но где же Виктор?
Еще одна нелегкая задача! Виктор остался дома. В театр пришла с матерью Вера. Как ей объяснить?
— Вера, дитя мое, выполни мою просьбу, садись со мной.
— Почему? — Девушка передернула худыми плечиками.
— Твое место занял человек, который не мог со мной сесть...
Вера нервно засмеялась.
— Тетя Даша?.. Какая это чудная вещь — семейная жизнь! Пока дошли до театра...
Поля с укором взглянула на дочь.
— Вера!
— Нет, правда. Это прелестно — семья, на которую ты, мама, молишься...
Они оба, мать и он, понимали, что это крик юной души, болезненный крик. Он полоснул их по сердцу. Но никто из них не мог унять эту боль. Максим увидел, как побледнело розовое с Мороза лицо Поли.
Дали третий звонок.
Пускай Вера пока считает, что на ее месте сидит Даша. Так, кажется, подумала и Поля. Ей надо объяснить. Она, конечно, корректно будет молчать. Но именно это молчание окажется для Галины Владимировны самой страшной карой, радость от посещения театра превратится в муку.
Чуть отстав от Веры, он прошептал Поле:
— Там не Даша. Но, поверь мне, это очень хороший человек. И несчастный. Клянусь тебе, Поля, тут ничего такого...
Она сжала его руку. Он не понял, что Поля хотела выразить — согласие, осуждение? Сказала не шепотом, обычным голосом с укором:
— Ах, Максим, Максим! Вы — как мальчишка!
Садясь рядом, Поля кивнула Галине Владимировне, как знакомой, с которой уже сегодня виделась, и улыбнулась по-матерински снисходительно, так улыбаются взрослые женщины своим молодым подругам. Но с первого взгляда женщина не понравилась Поле — слишком красивая. В молодости она завидовала красивым, потом стала относиться к ним недоверчиво и даже немножко жалела их — редко они бывают счастливы. Этот эстет Максим выбирает только красивых, но немного счастья дала ему его красавица.