Атомная крепость
Шрифт:
– Я это предполагал, друзья прислали мне когда-то изданную брошюру о героической смерти оберфюрера Шванке, с его портретом на обложке, и я понял их предостережение.
– Но он об этом не догадывается?
– Думаю, нет.
– Экселенц, вы понимаете с какой целью к вам приставлен оберфюрер СС Шванке?
Шулленбург с подчеркнутым безразличием пожал плечами.
– Меня этот вопрос не занимает и не волнует, – спокойно произнес он.
– И у вас хватает сил терпеть возле себя этого прохвоста? – почти вскричал молодой офицер.
– Спокойнее, гауптман Лунг, – предостерегающе сказал Шулленбург. –
– Как знать! – вырвалось у Лунга.
– Затем – если я потребую убрать от меня Дитца, герр министр может неправильно понять меня. Да и чего я этим добился бы? Пожалуй, только того, что меня окружили бы людьми, прошлое которых я не знаю. А обозленная контрразведка, не теряя ни минуты, начала бы плести против меня интриги.
Лунг опустил голову.
– Вы правы, экселенц, – прошептал он. – Но будьте осторожны с этим оберстом Дитцем.
– Благодарю вас, гауптман.
Лунг как-то странно посмотрел на Шулленбурга…
– Вы всегда можете рассчитывать на меня, экселенц, – сказал он и с этими словами покинул кабинет.
После ухода офицера Шулленбург долго думал о нем.
Кто он? Почему явно играет двойную роль при Штрадере? С какой целью он счел необходимым предостеречь Шулленбурга? Он определенно волновался, – следовательно, отдавал себе отчет в риске, на который в данном случае шел. Но если это так, то он действовал не по приказу свыше, а по собственной инициативе, – иначе ему нечего было бы бояться. Стало быть, он действительно друг, на которого можно положиться?
Шулленбург при следующем визите к нему Лунга напомнил ему об обещании того в соответствующий момент оказать услугу.
– Вот сейчас вы могли бы помочь мне, – сказал он с улыбкой.
– Располагайте мной, экселенц, – с готовностью произнес Лунг.
– Вы, конечно, понимаете, что я не хочу предоставить возможность Оскару Шванке проникнуть в мои сугубо личные тайны, гауптман Лунг. – Тот молча кивнул. – Прошу вас разыскать вот эту женщину, ее зовут Эрика Келлер… – Скажите ей, что я прошу ее приехать вот по этому адресу в следующую субботу.
– Вы хотите, чтобы я организовал вам свидание с женщиной? – На лице офицера было разочарование.
– Не обижайтесь, гауптман, – Шулленбург скупо улыбнулся. – Дали слово – держите его. О моем желании встретиться с фрейлейн Келлер никто не должен знать, ни в коем случае!
– Хорошо, я выполню ваше поручение, экселенц, – заверил Лунг.
– Никто не должен знать об этой встрече, – подчеркнул Шулленбург.
– Не беспокойтесь, экселенц, ни вы, ни она не будете скомпрометированы. – Казалось, Лунг понял наконец, что свидание замышляется неспроста.
Он несколько раз прочел адреса: и Эрики Келлер, и места, куда ей надо будет явиться на свидание, и, возвратив бумажку Шулленбургу, ушел.
До следующей субботы осталось четыре дня. По случайному стечению обстоятельств именно этот день, единственный во всем году, на протяжении многих лет имел для Шулленбурга особое значение, о чем никто никогда и не подозревал.
К городку он подъезжал вечером. Во тьме приветливо светились витрины магазинов. Вот и гостиница «Великая Шарлотта». Поставив во дворе машину, генерал-полковник поднялся на второй этаж и вошел в просторный
– Ваш столик ждет вас, граф, – хозяин гостиницы проводил гостя к его месту.
Шулленбург угрюмо опустился на стул. Вот уже более двадцати лет в этот день и в этот час он неизменно появлялся здесь и занимал место за этим столом, в дальнем углу большого зала.
В зале творилось что-то невообразимое – в этот вечер, оказывается, тут проводили конкурс на лучший танец. Слышались шутки, гремели аплодисменты. Шулленбург одиноко сидел в своем углу и не спеша пил вино. Наконец он увидел Эрику Келлер. Шулленбург медленно поднялся, направился к ней, пригласил. Они присоединились к танцующим. Ничто не должно было говорить о том, что они знакомы.
– Что случилось? – в голосе Эрики слышалось волнение. – Вас что-то встревожило?
– Да… У меня появились кое-какие соображения… Я изложил их в документе, который надо передать… У вас ведь есть друзья?
– Да, есть… – Она очень серьезно заглянула ему в глаза. – Что надо сделать?
– Предупредить… Они решились на крайние меры и очень спешат, надеются на помощь из-за океана. Ваши друзья должны знать, как следует поступить… Пусть они подумают о том, о чем я им написал.
– Хорошо, я сегодня же передам ваше письмо Герману… – Она помолчала, сказала тихо: – Будьте осторожны, не забывайте о Шванке.
Звучало старинное танго, со стороны можно было залюбоваться этой парой: стройный седой мужчина бережно вел красивую молодую даму.
Он коротко поделился с ней сомнениями, которые его угнетали.
– Вы хотите сорвать генеральский заговор, предотвратить кровопролитие… Понимаю… Но ведь вы сами знаете – значение будут иметь только документы, а они в сейфе Франца Штрадера. – Она пристально посмотрела ему в глаза.
– Да, вы правы… Для того чтобы предотвратить акцию… – Эрика отлично поняла: он имел в виду агрессию… – необходимо завладеть документами, сорвать с них тайну… Я уверен, документы эти мы с вами будем иметь. А пока – информация.
– Она очень поможет, она необходима… – Эрика пожала ему руку. – Мы знаем – вы рискуете жизнью.
Музыка окончилась. Шулленбург откланялся и снова удалился в свой угол. Взялся за холодный бокал.
Вдруг он вздрогнул от неожиданности – от входной двери осторожно пробирался высокий тощий человек с мутными глазами, Оскар Шванке – Дитц. Тень, приставленная к нему Штрадером.
Итак, он все-таки выследил его. Как это могло случиться? Выдал Вилли Лунг?
Шулленбург откинулся на спинку стула и закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями. Нет, нет, тут что-то другое. Видимо, у Шванке имеются помощники, агенты из отдела контрразведки военного министерства, которые следили за Шулленбургом, и когда обнаружили, что он куда-то уехал на своей машине – сообщили Дитцу-Шванке. Не только это, – они проследили генерал-полковника по крайней мере до подъезда «Великой Шарлотты». Видели ли они его с Эрикой Келлер? Обратили ли внимание на эту встречу? Должно быть, или не видели, или не обратили внимания, в противном случае Шванке не рискнул бы появиться здесь, он опасался бы быть разоблаченным, ему просто незачем было бы сегодня дальше следить за Шулленбургом, следить лично, поскольку эта слежка заведомо ничего уже дать не могла. Так по крайней мере казалось ему.