Атомная лопата: Охота за полимерами
Шрифт:
– Подтверждаю, товарищ Верхазов. Гражданин Степанов, вы уличены в пьянстве, хулиганстве, дебоше. Данные будут переданы участковому по месту вашего жительства, в случае продолжения действий, нарушающих общественные порядок, вы будете задержаны, – прогудел ПОМПА.
– То есть, я ещё и виноват?! – аж привстал дебошир, вытаращившись на нас неверящими глазами.
На это последовали три кивка, по возрастанию ехидства: ПОМПы, мой и, наконец, Светкин. Что-то невнятно, но ОЧЕНЬ матерно пробормотав себе под нос, дебошир поднялся на ноги и потопал по своим дебоширским делам.
– ПОМПА, есть обращение, как лейтенанта Красной Армии, – скороговоркой выдал я, убедившись, что никто, кроме Светки, нас не слышит.
– Слушаю, товарищ Верхазов.
– Требуется не докладывать вышестоящим о моём статусе в Красной Армии, – с надеждой озвучил я.
ПОМПА постоял, погудел, помигал диодами.
– Ваше звание, товарищ Верхазов, позволяет требовать подобное. Уточняю – в ваше подчинение ПОМПА перейти, без подтверждения военного комиссара, не может. Доклад непосредственному начальству сделан не будет. Предупреждаю: во время регламентных работ к скрытой информации возможен доступ техников и непосредственного начальства.
– Варианты решения?
– Стирание информации о вашем звании из блока памяти Помощника Милиционера.
– Действуй.
– Слушаюсь… – через секунду гудения послышался голос. – Гражданин Верхазов, гражданка Радужная, чем Помощник Милиционера может вам помочь?
– Ничем, – покачал я головой, думал уже распрощаться с железкой, как из переулка вырулила компания.
Вооружённая, с красными звёздами на кожаных тужурках, очень… ну скажем так, похожи на актёров любительского представления о времени Великой Революции. Человек пять, главный из которых, парень лет двадцати пяти, морщась, слушал размахивающего руками и тыкающего в меня пальцами дебошира.
– Этот? – уточнил он, на что дебошир закивал. – За мной пошёл, – бросил он мне.
– А это кто? – уточнил я у ПОМПы, кивая на этого в кожанке.
– Народный Дружинник, товарищ Герц, – отрапортовал ПОМПА.
– А чего это он меня задерживает? Полномочиев у него таких не знаю, – покачал головой ехидный я.
– Подтверждаю: задержание граждан народными дружинниками возможно только во время совершения общественно опасного деяния, с целью его предотвращения и разбирательства. Дружинник Герц, протоколирую ваше нарушение – вы не представились при попытке задержания. Распоряжение о задержании в письменном виде от товарища Носика у вас имеется?
– Да… ты… – как-то резко перешёл от ленивого снисхождения к удивлению, а потом к гневу парень. – Так, парень, иди со мной, – нахмурился он на меня.
– Не хочу. Желаешь, что сказать, Герц – говори тут, – отрезал я.
– Ты напал на моего человека, пришлый, – прищурил он на меня глаза. – Ладно, Сталедар один, увидимся, – развернулся он.
– Дружинник Герц, фиксирую протокольное…
– Нахер пошёл! – буркнул дурак.
И вправду дурак: ПОМПА вскинулся, бодро подсеменил к нему и затеял долгую, нудную лекцию о “уважении Советского Гражданина к достижениям Советской Кибернетики…” ну и дальше по тексту.
А мы со Светкой любовались удаляющимися унылыми фигурами,
– Это ты правильно от ПОМПы данные скрыл, – негромко произнесла Светка, беря меня под руку. – И как же неудобно! – в сердцах прошипела она, имея в виду отсутствующую руку.
– Сейчас попробуем выяснить, что и как. Про руку – в первую очередь, – ответил я, кивая на “Поверженную Свинину”.
А внутри оказалась… натуральная немецкая пивная! Я, конечно, не слишком из Союза выбирался, но в той же Румынии, да и в Москве, пивные были, как часть Германии социализм приняла. В общем-то, не совсем советские, конечно… но уже и не буржуи бездумные, это точно. Не знаю, в политике северной и западной Европы не слишком разбирался – не до того было. Но что скандинавы и немцы социализм строили – это точно, и не враждовали мы с ними, а дружили.
В общем – вроде бы и не странно… но немецкий пивной ресторан на Печоре, через двести лет после войны?
– А чего это ты так удивлён, Жор? – поинтересовалась Светка.
– Как тут может быть немецкая пивная?!
– Так говорил же Петруха на стоянке про дойчей, – хмыкнула она.
– А это не название группы какой?
– Может, и название. Только самоназвание немцев – дойчи. Немцы – это от слова “немой”, по-русски не говорящий.
– Про немцев я знаю, – буркнул я.
Уселись мы за один из столиков, к нам подскочила пышногрудая такая… Ой! Вот Светка вредина! Я в декольте исключительно в научно-исследовательских целях заглядывал! И стучать меня по ноге под столом – не по-товарищески! И больно, блин!
А пока я знакомился с листком меню на синтобумаге и переживал коварство и стервозность своей спутницы, Светка сусликом заливалась (по голосу и не поймёшь, что стерва!), общаясь с подавальщицей. Но тут я решил проявить своё ущемлённое всё!
– Сами мы не местные, – обворожительно улыбнулся я, стуком по столу прервав Светкино щебетание. – Нам бы пообщаться со старожилом каким, пенсионером поосведомлённее и поговорливее, – озвучил я.
Ну, в подобных заведениях, а пивная – всё же, не столовка, всегда найдётся этакое проклятье местных и удача неместных. Трепач, обычно в возрасте, с незатыкаемым фонтаном красноречия и бездонной глоткой. Местным он надоел хуже горькой редьки, но бить вроде и не за что. А приезжие – всякое интересное узнать не против, вот и снабжают такого трепача свободными ушами, да и выпить-закусить.
То есть личности такие – ну вот обязательно должны быть, хоть наизнанку вывернись. Кроме того…
– Красавица, – поймал я ладошку подавальщицы, мужественно проигнорировав светкины гневно вытаращенные глаза и натуральную чечётку на своей многострадальной ноге. – Позови такого, если есть. И дичь водится?
– Герр посетитель, в Швайне не принято трогать официанток руками, – чопорно ответила подавальщица, отнимая ладошку.
Впрочем, мне её ладонь уже была без надобности, потому как Жало сработало штатно, а в уголке зрения появилась надпись: