Атомные в ремонте
Шрифт:
К этому времени весна вступила в свои права. Если во время нашего приезда по сторонам дороги, ведущей к заводу, возвышалась стена снега в два-три метра высотой, то теперь снег уже стаял, пекло солнышко и появилась травка. Однажды ночью нас с Юрой Ходиловым разбудили и пригласили в кают-компанию. Это моряки ночью побраконьерствовали и наловили сетью камбалы – приварок к казенному харчу. Нас пригласили отведать жареной камбалы. Что это было за объедение! Но особенно вкусен был попадавшийся среди камбалы ленок – сравнительно небольшая лососевая рыбка.
Наконец, все трещины были заварены, и мы приступили
Мы приступили к составлению отчета и подготовке решения относительно замены конструкций из стали АЛ-6 на других лодках.
В это время на Камчатку прибыл новый командующий Тихоокеанским флотом адмирал Николай Иванович Смирнов. На пирсе в Сельдевой его встречали все командиры частей и руководство завода. Встал в строй и я. Командующий знакомился с командирами, и когда очередь дошла до меня, сказал, что работа нашей комиссии его очень интересует, и он хочет заслушать меня первым. У нас были сделаны отличные фотографии, и мне нетрудно было обрисовать командующему всю остроту положения, тем более, что сам он был подводником. Я сказал, что глубину погружения ограничивать не будем, но график докования придется изменить с тем расчетом, чтобы в первую очередь попали в доки лодки, на которых стоит сталь АЛ-6. Н.И.Смирнов был удовлетворен докладом.
Через пару дней после этого лодка. Нас с Барановым на глубоководные испытания не пустили. Испытания прошли благополучно.
Получив первый за 40 дней выходной, мы провели его очень хорошо. Черноризский сначала отвез нас на автобусе в санаторий Паратунка, где мы искупались в бассейне с термальными водами, а затем на лоно природы, на берег быстрой и светлой речки, где росли камчатские платаны, а под ногами взошла уже довольно высоко черемша – дикий дальневосточный лук. На земле был расстелен брезент, на котором разместились закуски, напитки и мы, грешные, усталые, но довольные проделанной работой. В мисках с красной икрой торчали деревянные ложки. Так угощают на Каматке.
Все мы сдружились за время работы, поэтому прощались как родные.
По приезде в Москву я подготовил короткое решение, где перечислял, когда и какую лодку надлежало обследовать и «лечить» по прилагаемой инструкции Баранова. Одну из исправленных нами захлопок предписывалось вырезать во время ремонта «нашей» лодки и отправить на испытания в Ленинград. Такая проверка состоялась через три года и кончилась тем, что корпус захлопки все выдержал, а машина для проверки конструкции на прочность сломалась.
Когда я подписывал решение у Павла Александровича Черноверхского, начальника 1-го главка Минсудпрома, этот на вид сухой и неприветливый человек встал и долго жал мне руку. Он правильно оценил остроту того положения, из которого мы вышли так быстро
К сожалению, случай с корпусами захлопок циркуляционных трасс оказался первой ласточкой.
Через несколько лет появились трещины во вварышах на лодках одного из проектов. Как выяснилось, большая партия вварышей проходила термическую обработку 9 ноября, сразу после праздников, и режим этой обработки был нарушен с похмелья. Несколько лодок было оснащено сотнями этих вварышей. Лодки стали срочно ставить в док, бригады ленинградцев в завода-строителя этих лодок вырезали вварыши и ставили новые. Сколько доко-суток они у меня отняли! Работали бригады быстро, бесплатно, но качеством работа не блистала. Работа на Севере в открытом доке требует не той сноровки, какая выработалась в условиях закрытого стапеля с его микроклиматом.
Несколько десятков течей появились теперь уже не по корпусам вварышей, а по новым сварным швам. Это мученье продолжалось полтора года, и как только оно закончилось, сразу же поступил сигнал из Горького от проектанта еще одной серии лодок.
Нас предупреждали, что требуется подкреплять переборки, освидетельствовать и заменять труднодоступные корпусные конструкции. За предупреждение мы были благодарны, но оно было так спесиво написано, без тени чувства вины, с грубыми поучениями и наставлениями, что я возмутился и предложил этому бюро-проектанту подготовить совместное решение и указать в нем, что требующиеся работы являются следствием просчета конструкторов и поэтому должны выполняться заводом-строителем бесплатно.
Это произвело в тихой заводи бюро сильный эффект. Посыпались жалобы на меня лично, но они только афишировали просчеты проектанта, и даже руководство Минсудпрома приняло мою сторону. Отношения с этим бюро у меня обострились, что я в дальнейшем постоянно ощущал.
Вскоре стали обнаруживать трещины в концевых переборках лодок еще одного проекта. Правда до течей там еще долго не дошло, но работы прибавилось: надо было ставить лодки в док, искать и заваривать трещины, ставить подкрепления.
Однажды я сопровождал Главкома при его поездке в Северодвинск. Там в это время был Д.Ф.Устинов, еще в ранге секретаря ЦК КПСС. Он проверял ход строительства заводов и лодок. Обстановка была спокойной, замечания – по мелочам. Вдруг Главком попросил заслушать командующего Северным флотом адмирала флота Г.М.Егорова. Георгий Михайлович сказал, что он всю войну служил на подводных лодках, и подводники при любой бомбежке свято верили в надежность прочных корпусов. А сейчас такая уверенность утрачена, корпуса текут на большинстве лодок, да еще в нескольких местах.
Этот доклад был как гром среди ясного неба. Устинов, как говорится, «выпрыгивал из штанов». Минсудпром был разгромлен, многим, в том числе и военпредам, как следует попало. П.А.Черноверхский ходил мрачнее тучи, не мог поднять глаз на моряков. Помню, как мы его поздравляли с 60-летним юбилеем. От ВМФ пришла целая делегация: заместители Главкома П.Г.Котов и В.Г.Новиков, новый начальник ГУК Р.Д.Филонович и мы с Бисовкой. Поздравительные речи как-то быстро свернули на разговор о трещинах в прочных корпусах. Павел Александрович стал заверять, что в скором времени все трещины будут ликвидированы, а новые не появятся.