Аттестат зрелости

Изюмова Евгения Федоровна

– Где Валерик? Где Валерик, я тебя спрашиваю!

Взгляд Василия прояснился, он посмотрел на ручные часы «Полет», привезенные из Владивостока, и молча бросился в коридор, на ходу натягивая куртку, подхваченную со стула.

Хлопнула дверь за Василием, Вера Ивановна устало опустилась на смятую, покрытую синим одеялом постель, и заплакала. Раньше, до ухода Павла, они со старшим сыном дружили, хотя он был ближе к отцу и похож на него, только белокурые волосы не волнистые, как у Павла, и глаза голубые - ее. А как ушел отец, их отношения

все холодели и холодели, пока не стали похожими на зимнюю стужу.

Ох, как все нелепо получилось!

Пришел Васька из школы, рухнул на кровать и заснул, проспал за братом в детский сад сходить. А теперь, наверное, Валерка, сидит один в группе и плачет. Он представил себе грустные голубые братишкины глазенки, и все у него внутри перевернулось.

Окунь стоял на остановке, автобус все не подходил, и он, не выдержав, припустил бегом по улице. Подумаешь, всего две остановки...

Валерка сидел в темной групповой комнате у окна, сплющив нос о стекло, смотрел на улицу. Увидев брата, исчез и встретил Василия на лестнице.

– Вась, почему ты так долго не приходил?
– зашмыгал Валерка носом.
– Всех уж давно забрали...

Васька молча вынул носовой платок из кармашка Валеркиной рубашки:

– Сморкайся, - сурово приказал.
– Не мог раньше.

Валерка посмотрел на брата снизу вверх, как бы спрашивая, правду ли он говорит. И Васька отвел в сторону глаза, невнятно сказал:

– Если честно, то я проспал...

– А-а... Бывает, - совсем как взрослый, солидно ответил Валерка.
– Я тоже как в обед засну, так воспитательница добудиться меня не может, - мальчишка плохо выговаривал «р» и «л», вставляя вместо них «в», потому у него получилось – «воспитатевница».

Васька помог брату одеться, выслушивая молча ворчание ночной няни, что, мол, всех уже забрали, а Валерка, сердешный, все в садике. Васька не возразил, взял брата за руку и вышел во двор. На улице было уже совсем темно: все-таки сентябрь, а время - около девяти вечера.

– Ну, как, пешком пойдем, или на автобусе поедем?
– посоветовался Окунь с братом.

– Лучше на автобусе...

Вера Ивановна хозяйничала на кухне, когда сыновья пришли домой. Она слышала, как щелкнул замок, и через минуту прошлепали Валеркины ножонки на кухню, а старший, видимо, ушел к себе.

– Мамочка, здвавствуй!
– сын обхватил ее сзади за ноги.
– Мы проснулись!

– Вот и хорошо.
– Вера Ивановна поцеловала Валерку в щеку, поерошила его светлые волосы и сказала: - Сейчас будем ужинать, зови Васю, мойте руки... Василий молча ковырял вилкой жареную картошку, запивая чаем...

– Почему ты уху есть не стал?

– Не хочу...
– буркнул сын.

– Ты же любишь уху.

– Ну, сказал же - не хочу-у!

Вера Ивановна вздохнула, подавила закипавшее раздражение, вновь спросила:

– Как в школе?

Василий шевельнул плечами, и это можно было расценить, как «а, так себе»

или же «отстань!»

– Двоек не нахватал?

– Нахватал!
– с вызовом посмотрел на нее сын.
– Ну и что?

– Как что?
– Вера Ивановна поставила на стол чашку с недопитым чаем.
– Неужели тебе охота быть неучем? Ведь четвертый год тебя за уши тянут из класса в класс, как из болота, скоро уши оторвут!

– Ты же врач, новые приштопаешь, - прищурился насмешливо сын.

– Василий!
– укоризненно покачала головой Вера Ивановна.

– Да ну тебя!
– и Васька выскочил из-за стола, уронив белый кухонный табурет, ушел в свою комнату.

Мать вошла следом...

Окунь сидел, нахохлившись, у подъезда своего дома и курил, нервно грызя зубами сигарету. Настроение у него было аховое. Да и чему радоваться? Схлопотал по физике двойку, вторую уже. Мать глянула сегодня в дневник - занудила, запричитала:

– Горе ты мое! Когда же за ум возьмешься?

– Не навязывался, сама родила, - огрызнулся Васька, прикрыв голову подушкой, чтобы глуше был голос матери.

– Ты очень изменился, Вася, как съездил к отцу, - продолжала мать. Тихо так, пожалуй, даже немного жалобно. Но Васька не стал ее жалеть, вновь ответил грубостью:

– Сама послала, мог бы и не ездить!

– Я ведь лучше хотела сделать!
– с отчаянием в голосе воскликнула Вера Ивановна.
– Отец же он тебе! И неплохой, вообще-то, человек был, - добавила она совсем тихо.

Васька глянул на мать одним глазом из-под подушки и подумал, что она, пожалуй, до сих пор любит отца.

– Ну, чего тебе не хватает, Василий? Ведь все у тебя есть!

Захотел магнитофон - на, возьми, дорогой сын! Джинсы новые - достала. Ведь все эти годы живу для тебя и Валерика, а ты? Какой ты пример Валерику показываешь? И с Фитилем этим опять связался, ну какие у тебя дела с этим уголовником? Не доведет он тебя до хорошего, а вот за решетку сможешь с ним угодить!

Васька сел на кровати:

– Все ноешь, воспитываешь меня! Уеду вот к отцу, всё лучше, чем тебя слушать. Звал он меня к себе, - соврал Васька. Не мог же он сказать, что был у отца три дня, и то ночевал в гостинице, а потом поехал к бабушке и жил у нее все лето, и часы там же купил.

– Ну что же... Поезжай, если тебе там лучше будет, только и ответила мать.

– Да уж, конечно, лучше! А то в Сургут уеду! Я вчера объявление видел, там рабочие требуются! Или в Нижневартовск. Тогда не будешь говорить, что на шее у тебя сижу. Нечего было с отцом расходиться! А то могла бы и замуж второй раз выйти, вот бы и не был я таким, - Васька криво усмехнулся, - непутевым. И тебе было бы не скучно, и нам - папочка.

– Как ты смеешь так говорить со мной!
– воскликнула сквозь слезы Вера Ивановна, но Васька не ответил. Он сильно xлoпнyл дверью и бегом, перепрыгивая через несколько ступеней, спустился вниз.