Аттестат зрелости
Шрифт:
– Да первая ты, что ли, ко мне придёшь!
– брякнул Окунь отчаянно с досадой. И тотчас испугался своих слов.
В глазах Насти мелькнуло что-то рябининское - ершистое и злое, упрямое, не зря, видно, глаголет та же Рябинина - с кем поведёшься... Она и отрубила по-рябинински:
– Нет! Не приду!
Василий лишь вздохнул: «Поделом тебе, Окунёк».
– Тогда я к тебе приду, - пристукнул Окунь кулаком слегка по столу.
– Зайду к твоей Рябининой, и приду. Жди нас в восемь. А если хочешь, и других наших приведу?
Больше он и слова не сказал.
Окунь в самом отличном расположении духа спешил домой.
Скоро шесть часов, уже стемнело. Он обещался прийти к Насте в восемь, а ещё надо за Валеркой сбегать, завернуть потом к Игорю Оленькову, позвать его на свой праздник вместе с Ольгой Колесниковой. Хорошо, что хоть увидел в магазине Кирку Воробьёву, она живет в одном доме со Светкой, попросил передать ей своё приглашение, сказал и Кирке, чтобы пришла.
Подходя к своему дому, Окунь увидел в окнах их квартиры свет. Мать не могла ещё вернуться, значит, соседка по площадке вместе со своим сыном привела домой и Валерку. Ай да молодец Анна Дмитриевна, сэкономила Окуню полчаса!
Василий почти бегом направился к своему подъезду. Возле дома было темно, видимо, забыли на линии свет включить, у подъезда под козырьком тоже не горела лампочка. Возле дома, хохоча и гоняя ледышку, толпились парни, но кто - в темноте Окунь не разобрал. Он прыжком махнул на крыльцо и услышал:
– Рыба, привет!
Окунь оглянулся. От группы отделился невысокий паренёк и нетвёрдыми шагами направился к Окуню. Василий узнал Кольку Чарышева.
– Привет! А ты чего тут?
– Да так...
– Ты в школе чего не был? Марья спрашивала про тебя, ведь контрошку писали.
– Потому и не был, - засмеялся Чарышев, покачнулся,
ухватился за рукав дублёнки Окуня.
– Ну её к бабаю, эту контрольную вместе с Марьей!
– А-а... Ну, бывай, - Окунь стряхнул его руку с рукава и взялся за дверную ручку, но Чарышев ухватил его за ремень сумки.
– Погоди, не спеши. Там вон Игорь, - Чарышев кивнул на парней, - он поговорить с тобой хотел.
– Иди ты лесом!
– дёрнулся Окунь, пытаясь освободиться от цепких пальцев Чарышева.
– Некогда мне тут с вами лялякать!
– Игорь, а он выступает!
– крикнул Чарышев.
К ним подошел Игорь Воронин, по-уличному - Одуванчик. Он был в элегантном кожаном пальто, на голове - лохматая шапка. Все, кому был известен Одуванчик, знали о его страсти к красивой одежде, причем - импортной. Зарабатывал он неплохо, но поговаривали, что имеет и другой доход, мол, везучий в карты играть, а может, и ещё в чём-то ему везет. А Одуванчиком его прозвали за мягкий белёсый пушок на голове.
В зубах Одуванчика вспыхивала сигарета, в её свете то виднелись, то пропадали острые властные глаза и рваный шрам на левой щеке возле уголка губ.
– Что же ты, корешь Вася, поговорить с нами не хочешь?
– Одуванчик подделывался под блатнягу-одессита, смягчал
– Мы же тебя звали в ресторан, как путевого, а ты не захотел. Вот мы к тебе сами пришли. Ну, мы - ладно, нас ты не уважаешь, а Колик с тобой в одной бурсе пашет, а ты и его обижаешь.
Мимо прошел сосед с их этажа, поздоровался сквозь зубы в ответ на Васькино приветствие, покосился неласково на всю компанию.
– Давай отойдём, мешаем гражданам трудящимся, - сказал Одуванчик, под руку отводя Окуня к своим дружкам.
– А тебе Фитиль привет передавал. Помнишь такого? Мы с ним недавно встречались в одной фирме. Жаловался, что ты ему не пишешь.
– Ну и что?
– Как что? Должок ведь за тобой числится, - Одуванчик улыбался, но глаза смотрели со злобой.
– Ничего я ему не должен!
– Не должен!
– передразнил Одуванчик.
– А пить водяру - пил? Да учти, что всё дело в парке он на себя взял, а то чиркал бы ты сейчас пилой вместе с ним. Там ведь работка тяжёлая, а ты вот дома сидишь, в тепле, шампанское пьёшь, - показал Одуванчик на серебристую головку бутылки, что торчала из сумки.
– Так что гони звонкие монетки, пятьсот целковых. Цена божеская, век мне воли не видать!
– Вернётся, сами разберёмся, кто кому должен, а ты-то чего вяжешься. Я с ним говорить буду, а ты мне до фени.
– Он мне поручил это дело, так что гони денежки, они ему сейчас нужны. Ну?!
– Вернётся, сам с ним расквитаюсь! – ответил упрямо Василий.
– Потом он и без твоей мелочёвки обойдётся, он мальчик фартовый, ты сейчас деньги гони, - Одуванчик уже не улыбался.
– Да что вы, парни, - примирительно сказал Окунь.
– Нет у меня сейчас денег, вот завтра, может, достану, - страх заставил его осторожничать.
Окунь не заметил, как оказался в кольце. Стоял в центре круга, а вокруг - недобрые, соловелые глаза: все были навеселе, лишь Одуванчик трезв. Он перестал улыбаться, и Окунь сразу же ощутил толчок в спину между лопаток. Василий не удержался и сделал шаг навстречу Одуванчику. Тот выставил кулаки, и Окунь отлетел назад. И началось...
Окуня гоняли по кругу в полной тишине, переталкивали от одного к другому, а он не мог устоять на ногах, по инерции летел то туда, то сюда, натыкаясь на жёсткие кулаки, и вновь летел. Кричать о помощи было стыдно, да и некому.
– Игорь, не надо! Ребята, не надо! Он отдаст! Верно, Рыба,
отдашь ведь? Завтра? Отдашь?
– метался за кругом Чарышев, но от него отмахивались, скалили зубы в беззвучном смехе, пока Одуванчик коротким взмахом руки не отбросил Кольку в сторону. Чарышев, взмахнув руками, отлетел в сугроб и забарахтался там, пытаясь подняться на слабые ноги.
– Ша!
– сказал негромко Одуванчик, игра прекратилась.
Окунь стоял, шатаясь, земля уходила из-под ног. Он делал страшное усилие над собой, чтобы не упасть, вся его воля сосредоточилась на этом. Злорадные лица подручных Одуванчика неслись бешеной каруселью. Сумка, соскользнув с плеча, зацепилась за палец и стучала, раскачиваясь, по ноге.