Аттила
Шрифт:
Сегодня, если можешь. — И замялась.
— Скажи, в чем дело?
Серена покачала головой. Выглядела она встревоженной, смущенной и неуверенной и пыталась подыскать нужные слова.
— Где Стилихон? — спросил мальчик.
— В Павии, — коротко ответила она.
— Они сказали, — выпалил Аттила, — они сказали — Евмолпий сказал — что ты приказала мне никогда больше не разговаривать с тобой! Он сказал — ты сама так захотела.
— Он солгал.
— Я знаю. Я… я его ударил.
Серена улыбнулась сквозь слезы.
— Знаю, что ударил. Весь дворец знает. И
Аттила сел.
Она снова вздохнула, немного подумала и заговорила:
— Ты слышал про «Сивиллины Книги»?
— Книги пророчеств? — Он кивнул. — Среди моего народа пророчествами священные стихи, и всякое такое никогда не записывают. Они слишком драгоценны, и доверяют их только памяти святых людей.
— Ах, — вздохнула Серена. — По-моему, у кельтов тоже. Если бы так было и в Риме. — Она внимательно вгляделась в его лицо и продолжила: — Среди последних и самых великих «Сивиллиных Книг» есть пророчество о том, что Рим будет существовать двенадцать столетий. Когда Ромул основал город, он посмотрел в небо и увидел двенадцать грифов, круживших вокруг семи холмов, и понял, что они символизируют двенадцать столетий, во время которых боги позволят Риму триумфально править всем миром. Но город был основан Ромулом в — ты хорошо учишь Ливия?
— Да, — устало отозвался мальчик. — За семьсот пятьдесят три года до Рождества Христова. — Тут он нахмурился и начал подсчитывать на пальцах. Потом потрясенно посмотрел на Серену.
— Да, — печально подтвердила она. — Это грядет. Это произойдет скоро — если в это верить. Или так: если в это верить, это скоро произойдет. — Она втянула в себя воздух. — Я знаю, знаю, в эти дни все говорят загадками. Прости меня. Прин… скажем, императорской властью Стилихону велели уничтожить Книги и не оставить от них никаких следов. «Иначе люди будут продолжать верить», — сказали ему. Но… буря грядет. И многое из того, что было драгоценным и прекрасным, что казалось людям чудом, будет уничтожено и навсегда исчезнет.
Мальчик понял не все, о чем она говорила. Зато хорошо понял, что должен уходить прямо сейчас. Рим перестал быть для него безопасным.
— Куда мне идти?
Она улыбнулась и погладила его по щеке.
— Туда, куда ты всегда хотел уйти, маленький волчонок. Домой. — И встала. — Тот меч, что полководец Стилихон дал тебе…
— Он у меня, — ответил мальчик. — Надежно спрятан.
— Разумеется, надежно, — откликнулась Серена. — А у Стилихона есть еще один дар. Господь велел ему действовать мудро. Последнее, самое грозное пророчество… О, Кассандра, почему мы, сыновья и дочери Трои, не слушали?..
Похоже, она разговаривала сама с собой и, опять погрузившись в загадки Сивиллы, впала в беспокойство и бормотала тихонько, шаря глазами по полу.
— Мы думали, что пророчество обещало конец света, но ошибались. Мы все время истолковывали его неверно. Оно предсказывало не конец света, а только конец Рима.
Она в последний раз сжала руку Аттилы, глядя ему прямо в глаза своими встревоженными, темными, ищущими глазами, словно пытаясь сообщить ему что-то,
— Все мы будем уничтожены, и все мы вернемся, — сказала она — Давным-давно меня учил этому один святой человек, а я не хотела ему верить. Зато верю теперь. Его звали Гамалиэль — Певец Солнца, Добытчик Огня, последний из Тайных владык. Где теперь его голос и мудрость? — Рука ее упала, а взгляд сделался далеким.
Наконец озадаченный мальчик спросил:
— А как я убегу?
— Сегодня ночью, — ответила Серена.
Внезапно где-то в дальней части дворца раздались неистовые вопли. Серена вздрогнула, и Аттила к своему немалому смятению заметил, что она дрожит от страха. Серена повернулась к нему.
— Уходи, — сказала она. — Часовой у твоей двери — верный человек. Оставайся в своей комнате. В назначенный час он отопрет твою дверь и проводит тебя к… к выходу из дворца. Оттуда ты дойдешь до Церкви Магдалины, а оттуда тебя выведет из города монах по имени Евстахий, и ты получишь свободу — а может быть, и лошадь.
— Лошадь!
Серена улыбнулась и снова прикоснулась к нему.
— Скачи, как ветер, маленький волчонок.
— Как осенний ветер в степи, когда на Восточном небосклоне восходит Альдеберан, помчусь я, — пробормотал Аттила — И как бледные листья горных берез, когда гонит их осенний ветер, помчусь я.
— А нам говорят, что у варваров нет поэзии! — улыбнулась Серена, но улыбка тут же увяла — Укради все, что тебе нужно. Ни с кем не разговаривай. Никому не сообщай, как тебя зовут!
Она отвернулась, чтобы мальчик не увидел ее слез.
— А теперь уходи, — повторила Серена.
Аттила шагнул к ней, как в мольбе протянув руки.
— Но… Но я…
Серена не оглянулась.
— Я сказала — уходи! — выкрикнула она
Мальчик вздрогнул, отшатнулся, потому повернулся и побежал. В глазах его блестели слезы.
Он вернулся в свою комнату, освещенную факелами, и увидел, что двое гвардейцев переворошили его постель, обыскали комод с бельем и теперь перебирали каждую его вещь. Он вбежал в комнату, но они едва удостоили его взглядом.
— Выйди, — буркнул один.
Аттила вышел и скользнул в коридор, ведущий к статуе Августа — его «загадочным образом» исчезнувший глаз уже заменили другим. Он пошарил за статуей; все на месте — его меч, подарок Стилихона, спрятанный в таком месте, где им вряд ли придет в голову искать.
За спиной послышались шаги.
Евмолпий. Он поднял изящно выщипанную бровь.
— Какие свеженькие разрушения ты намерен учинить сейчас, крысеныш?
Не говоря ни слова, Аттила вытащил сверток из-за статуи, развернул промасленную ткань и повертел мечом перед глазами евнуха.
— Что, красивый? — спросил он.
— Дай сюда.
Мальчик улыбнулся и помотал головой.
У евнуха неожиданно сделался опасный вид.
— Я сказал — дай сюда.
Аттила вскинул глаза, резко поднял меч на уровень плеча, согнул руку, чтобы нанести удар, и направил длинное, смертоносное лезвие прямо в грудь мучителя.