Аттила
Шрифт:
Пылкий дух Аттилы сник под праведным гневом дяди, и мальчик уткнулся лицом в пыль.
Тут Руга посмотрел на мальчика-римлянина, и люди ахнули. Некоторые заметили, что сделал Аэций, увидел это и бородатый король с ястребиным взором. Почти против воли Аэций, увидев, как Аттилу сбили с ног, шагнул вперед и потянулся за мечом.
Миленькая Птичка тоже увидел это своими яркими, как у птицы, глазками, и решил, что это забавно.
— Белый мальчик вытащил меч, папа! Белый мальчик вытащил меч!
— Заткнись, безумец, — прорычал Руга, отталкивая пляшущего дурачка. — Ты говоришь чепуху.
— Все
Руга вперил пылающий взгляд в Аэция.
— Подходишь ко мне с оружием, вот как, мальчишки? — пророкотал он.
Аэций споткнулся и остановился, но назад не отошел.
Он сказал тихо, так что услышали его только те, кто стоял совсем близко:
— Не бей его.
— Ты приказываешь мне, мальчишка? Дни, когда гунны слушались приказов римлян, давно прошли. И если б я решил назначить тебе наказание за все то зло, что твой народ причинил этому мальчику, этому принцу королевской крови — несмотря на всю его дерзость — я бы приказал трижды содрать с тебя шкуру и бросил бы твое окровавленное тело на муравейник в степи, чтобы его объели начисто, до костей! Отличная смерть для такого высокорожденного, как ты, а? А?! Ответь мне, мальчишка!
Но Аэций больше ничего не сказал. Он сделал единственный шаг назад, опустил руки и потупил взор.
Люди смотрели на все это настороженно, опасаясь, что гнев короля обрушится и на них.
Он был один, а их — тысячи, десятки тысяч, и все-таки воля Руги, как воля любого вождя гуннов, а возможно, и всех вождей всех народов, была такой же реальной и могущественной, как железный прут, опускающийся на спину, и противостоять ей могли лишь самые сильные духом.
Руга отошел от Аттилы и злобно посмотрел на толпу. Никто не решился взглянуть ему в глаза. Тогда он показал на распростертого на земле племянника и приказал стражам:
— Взять его и его драгоценного римского дружка и привязать их к повозке в степи. Оба раба — а они по-прежнему рабы — отныне будут прислуживать в моей кибитке. И горе вам, — крикнул он Оресту и Кадоку, смотревшим на него широко распахнутыми глазами, — если вы прольете хоть каплю кумыса, когда будете наполнять мой королевский кубок, понятно?
Руга повернулся и пошел в свой богато убранный шатер, а потрясенные люди медленно разошлись. Оба раба нерешительно поплелись за Ругой.
А обоих мальчиков, римлянина и гунна, повел из лагеря отряд копейщиков. Они прошли три мили по выжженной степи до повозки без бортов, стоявшей по колеса в высокой траве. Там мальчиков раздели донага и привязали лицами вверх к повозке; прочно привязали даже шеи и головы, чтобы они не смогли отвернуться от солнца. И оставили их там, чтобы они поджаривались днем и замерзали ночью.
— Ну вот, — дружелюбно сказал Аттила, когда стражи ускакали прочь и мальчики остались в обществе лишь шелестящего ветра и палящего солнца.
— Ну вот, — отозвался Аэций.
— Вот это мы попали.
— Действительно.
— Пить хочешь?
— Конечно, я хочу пить. Может, у тебя есть вода?
Наступило молчание. А потом, по неизвестной причине — может, от пережитого страха и перспективы провести мучительные день и ночь — мальчики расхохотались.
Они хохотали истерически, до тех пор, пока по щекам не потекли слезы.
Аттила
— Хватит, хватит, нам нужно беречь воду! — но от этого они расхохотались еще сильнее.
Наконец смех затих, слезы на щеках высохли, и мальчики замолчали.
Солнце палило. Они зажмурились, но красные и оранжевые пятна проникали и под закрытые веки. Губы пересохли и потрескались, щеки и лоб сгорели.
— Не открывай рот, — посоветовал Аттила. — Дыши через нос
— Знаю я, — буркнул Аэций.
— Мы переживем и это.
— Чертовски верно!
Ближе к сумеркам они услышали шорох в высокой траве, довольно близко. На миг мальчики поверили, что это стражи пришли их освободить, потому что Руга смягчился. Но нет, Руга не смягчался никогда.
— Что это? — прохрипел Аэций, глотка которого уже напоминала шершавую акулью кожу.
Аттила принюхался, и внутри у него все сжалось от ужаса.
— Золотистые шакалы, — шепнул он. — Целая стая.
Римлянин выругался — Аттила услышал это от него впервые — и спросил:
— А наверх они забраться смогут?
Аттила попытался помотать головой, но это у него, конечно же, не получилось.
— Не думаю, — ответил он, — Если полезут, кричи громче.
Сумерки опустились на бескрайнюю пустынную степь.
Мальчики лежали в напряженном молчании, прислушиваясь и принюхиваясь к острому жарком запаху золотистых шакалов, шныряющих у колес повозки.
А те поднимали влажные носы и принюхивались к теплому, соленому аромату сожженной солнцем человеческой плоти.
Хотя мальчики не могли поднять или повернуть жестоко привязанные головы, они понимали, что шакалы находятся прямо под ними, из их узких, сильных пастей капает слюна, заливая высокую траву.
И оба представляли одно и то же: как острые белые зубы этих тварей вгрызаются в их животы и отрывают кожу, как они погружают длинные морды во внутренности и пожирают вкусную, окровавленную печень и селезенку, а они, мальчики, еще лежат здесь, еще живые… Или шакалы принюхиваются ниже и вгрызаются в их обнаженные, обгоревшие…
Был ли это просто порыв теплого ветра или действительно шакал, поставивший передние лапы на повозку и обдавший его жарким песьим дыханием, Аттила так и не понял, но с внезапной настойчивостью скомандовал:
— А теперь — кричи!
И мальчики дико закричали, так громко, как позволяли им сожженные, воспалившиеся глотки. Замолчав, они услышали вдалеке визг и вой шакалов, улпетывавших от них по высокому ковылю.
Но они обязательно вернутся.
И все долгие ночные часы Аттила и Аэций, лежавшие рядом, отпугивали шакалов паническими хриплыми воплями.
Через какое-то время шакалы обязательно поймут, что мальчики могут только кричать, и тогда… Но они этого так и не поняли…
Налетели мухи и комары, кусая мальчиков с ног до головы. Из травы вылетали мотыльки, чтобы выпить соленый пот с их кожи. К рассвету оба мальчика так сильно дрожали — ночи в степи холодные — что их зубы стучали, как будто стрекочут две огромные цикады. Но они выжили. Скоро рассветет, и придут воины, отвяжут их, перекинут их, полуобморочных, через лошадиные спины и отвезут обратно в лагерь.