Аттила

Благовещенский Глеб

Аланы, разделенные по двум частям света, раздроблены на множество племен, перечислять которые я не считаю нужным. Хотя они кочуют, как номады, на громадном пространстве на далеком друг от друга расстоянии, но с течением времени они объединились под одним именем и все зовутся аланами вследствие единообразия обычаев, дикого образа жизни и одинаковости вооружения. Нет у них шалашей, никто из них не пашет; питаются они мясом и молоком, живут в кибитках, покрытых согнутыми в виде свода кусками древесной коры, и перевозят их по бесконечным степям. Дойдя до богатой травой местности, они ставят свои кибитки в круг и кормятся, как звери, а когда пастбище выедено, грузят свой город на кибитки и двигаются дальше. В кибитках сходятся мужчины с женщинами, там же родятся и воспитываются дети, это – их постоянные жилища, и, куда бы они ни зашли, там у них родной дом. Гоня перед собой упряжных животных, они пасут их вместе

со своими стадами, а более всего заботы уделяют коням. Земля там всегда зеленеет травой, а кое-где попадаются сады плодовых деревьев. Где бы они ни проходили, они не терпят недостатка ни в пище для себя, ни в корме для скота, что является следствием влажности почвы и обилия протекающихрек. Все, кто по возрасту и полу не годятся для войны, держатся около кибиток и заняты домашними работами, а молодежь, с раннего детства сроднившись с верховой ездой, считает позором для мужчины ходить пешком, и все они становятся вследствие многообразных упражнений великолепными воинами. Поэтому-то и персы, будучи скифского происхождения, весьма опытны в военном деле. Почти все аланы высокого роста и красивого облика, волосы у нихрусоватые, взгляд если и не свиреп, то все-таки грозен; они очень подвижны вследствие легкости вооружения, во всем похожи на гуннов, но несколько мягче их нравами и образом жизни; в разбоях и охотах они доходят до Меотийского моря и Киммерийского Боспора с одной стороны и до Армении и Мидии с другой. Как для людей мирных и тихих приятно спокойствие, так они находят наслаждение в войнах и опасностях. Счастливым у них считается тот, кто умирает в бою, а те, что доживают до старости и умирают естественной смертью, преследуются у них жестокими насмешками, как выродки и трусы. Ничем они так не гордятся, как убийством человека, и в виде славного трофея вешают на своих боевых коней содранную с черепа кожу убитых. Нет у них ни храмов, ни святилищ, нельзя увидеть покрытого соломой шалаша, но они втыкают в землю по варварскому обычаю обнаженный меч и благоговейно поклоняются ему, как Марсу, покровителю стран, в которых они кочуют. Их способ предугадывать будущее странен: связав в пучок прямые ивовые прутья, они разбирают их в определенное время с какими-то таинственными заклинаниями и получают весьма определенные указания о том, что предвещается. О рабстве они не имели понятия: все они благородного происхождения, а начальниками они и теперь выбирают тех, кто в течение долгого времени отличался в битвах».

Ну что можно сказать?

Народ жестокий, отважный, отменно опытный в военном деле, да и степь для них является совершенно обычной средой обитания.

Почему же они, да и все прочие степные народы уступили гуннам?

А ведь потом гунны не менее лихо расправлялись и с римскими легионами!

В чем же тут секрет?

Пожалуй, секрет имелся.

Точнее говоря, даже целых четыре секрета!

Историк Джон Мэн выделяет 4 основных характеристики, которые, по его мнению, позволили гуннам занять первенствующее положение среди народов и покрыть себя славой неисчислимых военных триумфов.

1. Владение древним искусством стрельбы из лука на скаку.

2. Новый тип оружия – особый изогнутый лук.

3. Принципиально новая военная тактика.

4. Новый тип вождя.

Чтобы понять значение каждой из этих характеристик, необходимо остановиться на каждой из них в отдельности, что мы сейчас и сделаем.

Итак, стрельба из лука на скаку.

В сущности, именно благодаря изысканиям Джона Мэна мы узнали во всех деталях об искусстве конных лучников и о том, кто его сумел возродить в наши дни. Когда в 1242 году монголы окончательно оставили Европу, вместе с ними сгинуло и их умение стрелять из лука верхом. Но нашелся человек, которому удалось практически невероятное: он возродил эту уникальную древнюю военную методику. Благодаря его открытию ученым удалось пролить свет на многие моменты вооруженных противостояний былых времен. Человека, ставшего конным лучником, зовут Лайош Кашаи.

Он венгр.

А ведь как раз на территории Венгрии и обосновались гунны вследствие миграции из степей. Венгрия стала их новой средой обитания. Именно отсюда они совершали набеги на окрестные государства. Кстати, лучник Кашаи всерьез полагает себя... реинкарнацией Аттилы. Так это или нет – не столь важно, но что имеет для нас первостепенный интерес, так это то, что Кашаи действительно овладел древним искусством, которым славились Аттила и его воины. Венгр приложил недюжинные старания для этого. Джон Мэн особо обращает внимание на трансформацию личности самого неофита, свершившуюся в ходе постижения им канонов мастерства. Кашаи не только перебрался жить на коне, подобно древним гуннам. Кашаи стал сильным, непоколебимо уверенным в себе и целеустремленным человеком. По мнению Джона Мэна, именно таковыми были основные качества гуннов и самого Аттилы. Право же, с ним не хочется спорить. Все выглядит более чем убедительно.

Однако

давайте обратимся к фактам.

Не будет преувеличением сказать, что ему пришлось все начинать буквально с нуля. Поворотным моментом его судьбы стало прочтение романа Гезы Гардоньи о гуннах и Аттиле. Прочитав его, совсем еще юный Лайош решил посвятить свою жизнь постижению тайного искусства гуннов. Так решилась его судьба. Джон Мэн, лично знающий Кашаи, заметил: «В нем есть что-то от воина Дзэн – бойца, добивающегося внутреннего баланса для совершенствования своих боевых навыков,– если не считать, что ему пришлось стать собственным Учителем и создать собственную религию. Это заняло у него свыше 20лет».

Да, это сейчас у Кашаи собственное поместье-полигон, отборные скакуны, целый ряд учеников, последователи в разных странах. Это сегодня энтузиасты ежегодно прибывают в лагерь Кашаи для того, чтобы насладиться неповторимым шоу. Кто-то из них впоследствии поступает в учение.

А когда Кашаи начинал, ничего подобного не было и в помине.

Прежде всего, Кашаи необходимо было стать лучником.

Он справился с этой задачей.

Поскольку Кашаи изначально мечтал о том, чтобы открыть тайну военной доблести гуннов, ему пришлось посвятить много времени подбору правильного лука. Точнее, его созданию. Ведь луки гуннов были особенными, они стали новым типом оружия.

С целью обретения особой изогнутой формы лука Кашаи пришлось заниматься испытанием различных пород дерева на прочность, долго экспериментировать с расщеплением жил и рога; подготовка стрел также потребовала изрядных сил, смекалки и времени. В итоге у Кашаи был необходимый ему гуннский лук и соответствующие стрелы. Несколько слов о самом гуннском луке, чтобы вы смогли представить себе, чем он вообще отличался от прочих. Он не только был асиммитричен (верхняя часть длиннее нижней); кстати, это делалось гуннами для того, чтобы лук не упирался в шею лошади. Мелочь, казалось бы, а каков практический результат! Ведь луки гуннов вообще превосходили по размерам все остальные. Кроме того, в процессе изготовления им придавалась особая кривизна. Все это позволяло добиваться более мощного выстрела. Как вы понимаете, у степных народов панцири были не в большом ходу, а вот в европейских регионах они были гораздо более распространены. Поэтому гуннам был необходим не стандартный, а гораздо более мощный лук, чтобы выпущенная из него стрела была способна пробить любые доспехи. На концах лука имелись трехсантиметровые роговые удлинения («крылья»), к которым, собственно, и крепилась тетива; именно эти крылья увеличивали убойную силу. Важное уточнение, сделанное Джоном Мэном: «Это позволяло лучнику натягивать тетиву более тяжелого лука, прилагая меньшее усилие, поскольку загибающиеся „уши“ работали, как если бы являлись частью колеса большого диаметра. Когда лучник натягивал тетиву, „уши“ разгибались, удлиняя ее. При отпускании тетивы „уши“ снова загибались, укорачивая тетиву и увеличивая ускорение стрелы, благодаря чему отпадала необходимость в более длинных стрелах и слишком сильном натягивании стрелы». Да, такой лук да в опытных руках... Просто страшно представить себе результат!

Н о вернемся к Кашаи.

Как вы помните, гунны стреляли, не сходя с коня.

Кашаи предстояло научиться сначала скакать на коне, а потом еще и стрелять на скаку. Ему было всего 20 лет, и он еще ни разу не сидел на коне!

Найдя себе наставника в лице некоего Пранкиша, Кашаи начал упорно заниматься. Почти одновременно он взял в аренду участок земли в 15 га и, не жалея сил, стал трансформировать его в... гуннскую степь. Он мечтал воссоздать все в мельчайших подробностях, иначе пропадала чистота эксперимента, а точнее – искажалась сама идея.

Именно на этом полигоне Кашаи приступил к работе с лошадьми; сначала у него была вообще всего одна лошадь, а потом появилась и вторая. Ее уже предназначили на бойню, а Кашаи выходил ее и превратил в холеное и необыкновенно восприимчивое животное.

Научившись скакать, Кашаи смог приступить к главной своей задаче – научиться стрелять на скаку. И вот тут его ждали очень серьезные проблемы.

Кашаи уже был к тому времени знатным лучником, победившим на многих соревнованиях. Умел он и отменно скакать – штудии Пранкиша и нечеловеческое упорство самого Кашаи сделали свое дело. Но соединить оба этих умения в одно ему никак не удавалось!

Он чуть не лишился рассудка, экспериментируя с различными техническими методиками. Увы, все было безнадежно.

И тут его постигло озарение: он понял, что ему надлежит заглянуть в глубь самого себя, постичь свою внутреннюю природу. Если он сможет добиться внутренней гармонии, то сможет совладать практически со всем.

Он постигал искусство «расслабленной концентрации», старался ездить вообще без седла (для гуннов это было сущим пустяком), учился чувствовать тело самой лошади в надежде стать с нею одним целым. И... все время падал и падал. Как заметил Джон Мэн, «боль стала для него образом жизни».