Аукцион ее страстей
Шрифт:
– Изыди! – прошептал он. – Изыди, демон искушения!
Эрик бросил вилку на стол и вскочил, опрокинув стул.
– С тобой все в порядке? – обеспокоенный Дан не донес вилку до рта Эммы.
– Я очень устал, – излишне резко ответил Эрик. – Мне нужно отдохнуть.
Быстрым шагом он направился к двери.
5 глава
Алика. После ужасного обеда, который закончился
– Спасибо, что не в пальто! – прошептала я и принялась заплетать косу, как велела мне Эмма.
Эти мелочи, чисто бытовые неудобства вымучивают не меньше, чем постоянные оскорбления и принуждение кошмарного мира, в который я попала. Потому что с них и начинается несвобода. Если я даже спать лечь не могу так, как мне хочется, то что уже говорить о другом? Серые сумерки заткали паутиной белизну комнаты. Какое облегчение! За один только день я устала от этого бесконечного света, струящего отовсюду. От всех оттенков белого. От скудости красок. И, сидя на кровати, я, наконец, заплакала. Вместе со слезами пришло облегчение, и, нарыдавшись всласть, я заснула. Мне снилась Жанна, которая гладила меня по волосам и шептала:
– Все будет хорошо, сестренка!
Проснулась я в полной темноте от того, что кто-то теребил меня за плечо.
– Проснись, Алика! – прошептал над ухом мужской голос.
– Еще минутку, Жанночка! – заскулила я, напрочь забыв со сна, где нахожусь.
Внезапно зажглась круглая настольная лампа на тумбочке возле кровати, и в ее ярком свете я увидела Эрика. Он стоял возле кровати в белом плаще дисциплинатора, с капюшоном на голове, держа в руках большой бумажный сверток.
– Вставай, – приказал он и бросил сверток на кровать. – Ты едешь со мной. Переодевайся.
– Куда мы едем? – невыносимо яркий свет лампы резал глаза, и я закрыла их рукой.
Эрик наклонился ко мне, оторвал мою руку от лица, сжал запястье
–Когда же ты научишься не задавать вопросов?
Я молча вскочила с кровати и схватила сверток. В моих руках развернулся, шурша шелком, белый плащ дисциплинатора. А из-под него выскользнуло ярко-алое шелковое платье. Я едва сдержалась, чтобы не спросить, как же я могу надеть такое в мире, где яркая одежда запрещена? Или он специально хочет меня подставить, чтобы отвести на казнь прямо в этом кровавом платье? Видимо, все мысли так ясно отразились на моем лице, что Эрик улыбнулся:
– Не волнуйся! Если я позволяю, то все в порядке.
Правда? Вот этого-то я как раз и боюсь!
– Наденешь платье, а сверху белый плащ, чтобы ничего не было видно. И распусти волосы, а на голову накинь капюшон.
Я медленно спустила с плеча рукав ночной рубашки и нерешительно остановилась, давая ему время отвернуться. Но он стоял и смотрел. Так и будет на меня пялиться?
– Быстрее! –Эрик нетерпеливо щелкнул пальцами. – Чего застыла?
– Мне неловко, отвернитесь, пожалуйста.
– Неловко? – он хмыкнул и изумленно поднял бровь. – Выкинь это слово из своего лексикона, причем навсегда. – У тебя не может быть неловкости, если я приказываю. Моментальное и тщательное исполнение моих приказов – это все, что должно тебя волновать. Раздевайся! – он уселся на кровать, широко раздвинув ноги, и демонстративно уставился на меня.
Сволочь! Мерзкая скотина! Краска стыда залила мое лицо. Не могу видеть эту самодовольную рожу с холодными глазами арктического волка. Еще сегодня в столовой мне показалось, что он за меня заступился, симпатизируя. Ошибка! Ему все равно. Он играет со мной, как кот с мышью: подцепив острым когтем, больно ранит, и ослабляет хватку, видя, что мышь сейчас испустит дух. Ему просто хочется подольше поиздеваться надо мной. Ладно, выхода нет. Я стащила с себя ночную рубашку и потянулась к платью, лежащему на кровати. Взяла его в руки, чтобы надеть, но Эрик вдруг выхватил платье и спрятал за спину. Я выпрямилась, стоя перед ним совершенно обнаженная. А он откинулся на спинку кровати, положил одну ногу на другую и принялся внимательно рассматривать мое тело. Сантиметр за сантиметром. Начал снизу, прошелся взглядом наверх, остановился на груди. Встал и обошел меня сзади. Положил руку мне на попу и сжал.
Конец ознакомительного фрагмента.