Аукцион ее страстей
Шрифт:
– Я заметил, – холодно отчеканил Эрик, выпрямившись.
Но его глаза, ужасные колючие глаза главного палача Ордена изучали меня так, словно я – бабочка, насаженная на булавку в гербарии.
– Пойдем, Алика, – я заставила себя говорить спокойно.
Это стоило мне еще двух глубоких царапин на бедре. Мы вышли из комнаты допросов и пошли по коридору. Поднялись на второй этаж, в комнату для гостей. Слуги, что торопливо сновали по коридору, бросали удивленный взгляд на гостью, закутанную в плащ дисциплинатора.
– Добрый день, – домоправительница Марта
Аликой.
– Молчи, Марта! – процедила сквозь зубы я. – Заруби себе на носу и передай всем слугам: никто не имеет права с ней разговаривать.
– Да, госпожа Эмма! Да пребудет с вами покой и забвение! – торопливо ответила Марта.
– Да пребудет, – искренне ответила я, всем сердцем надеясь успокоиться.
Но получалось плохо. Да и как тут можно успокоиться? В доме ведьма! И то, что ей приготовили чистую родниковую воду вместо воды забвения означает только одно: Ордену нужны ее эмоции. Все. Без остатка. Дану нужна буря чувств, которую она излучает, даже не пытаясь их скрывать. Потому что мой муж Дан и есть Орден. Пошли мне бог спокойствие! А лучше несколько минут наедине с ведьмой. Мне их хватит, чтобы выцарапать ей глаза. А дальше пусть со мной делают, что хотят! Я больше не в силах притворяться покорной женой!
4 глава
Алика. Мало мне было неприятностей, так еще эта Эмма всю дорогу до комнаты буравила меня злым взглядом. Ей-то я что сделала? В первый раз в жизни ее вижу вообще. Высокая, голубоглазая, сухопарая, она все время нервно поправляла непослушную прядь, выбившуюся из тяжелого узла светлых волос на шее. Она шла быстро, и белое платье с узкой талией, длинными рукавами и широкой юбкой в пол летело за ней, угрожающе шурша тяжелым шелком. Эмма, словно солдат на плацу, широко печатала шаг, высоко поднимая ноги в серебристо-белых ботинках на квадратном каблуке. Попробуй угонись за такой дылдой! У нее один шаг, как мои три. Я едва поспевала за ней, путаясь в полах длинного плаща.
Мы шли по бесконечным коридорам: бежевым, белым и светло-серым, которые сливались в один бесконечный коридор из-за этих светлых тонов. Навстречу нам попадались люди в одинаковых серых передниках, явно из прислуги. При виде меня они испугано вжимались в стены, бросая такие взгляды, словно я прокаженная. Одна служанка, совсем молоденькая, так впилась глазами в мою футболку, которая показалась из-под разреза слишком большого для меня плаща, что едва не выронила поднос с серебряным кофейным сервизом.
Наконец, мы пришли в комнату. Эмма грубо пихнула меня в спину, и я едва не упала, пролетев до узкой белой кровати. Пока я оглядывала обстановку: белый ковер и шкаф, бежевые стены и стол, выпиленный из куска хрусталя, Эмма заперла дверь, повернулась ко мне и прошипела:
– Наконец, мы одни.
Столько яростной злобы было на ее лице, что я невольно попятилась, наткнулась на кровать и упала навзничь на жесткий матрац. Она бросилась ко мне, распласталась по кровати и схватила меня за горло:
– Послушай меня, шлюха, предупреждаю сразу, чтобы между нами не было ни малейшей недосказанности:
Навалилась так, что не продохнуть! Эта взбесившаяся цапля полностью подмяла меня под себя. Но допустила типичную ошибку, которую допускают все высокие люди при драке с низкоросликами вроде меня – не защитила самую чувствительную точку: живот. Этим нужно воспользоваться.
– Да отпустите вы! – я пнула ее коленом в живот, и она, охнув, выпустила мои волосы, схватившись за ушибленное место. – Мне к черту и к дьяволу не нужен не только ваш муж, но и все остальные тоже! Вы с ума сошли, да? Я сидела у себя в доме. Меня похитили, унизили, оскорбили, чуть не изнасиловали! Я вообще не понимаю, где нахожусь! Была б моя воля, я бы бежала отсюда без оглядки со всех ног. Вот только не знаю, куда. А вы мне со своим мужем! Да я отвратительнее физиономии в жизни не видела!
– Что ты сказала? – прошептала она и ее глаза удивленно округлились.
– Да то, что слышали. Уж извините, но мне сейчас не до вежливости и церемоний!
– То есть, ты хочешь сказать, что Дан тебе совсем не понравился, как мужчина? – она поморщилась, поглаживая ушибленный живот. – Не ври, ведьма!
– А что должен? – я почувствовала, что эта блондинистая мегера успокоилась, и осмелела, добавив: – Если он у вас тут самый красивый петух в курятнике, то мне вас жалко! Я бы с ним не согласилась, даже если бы, кроме него, на всем белом свете не осталось бы ни одного живого мужика!
И вдруг случилось чудо. На бледном и узком лице Эмма вспыхнуло что-то, отдаленно напоминающее довольную улыбку. Но тут же погасло. Она встала, оправила платье и подошла к шкафу.
– Держи язык за зубами. Ты говоришь о самом Наместнике Покоя! О повелителе Рацио!
Но голос ее уже звучал спокойно. И мне тоже стало легче. Хотя бы одним врагом меньше в этом кошмаре! Она открыла шкаф и достала оттуда стопку снежной белизны белья и бежевое платье.
– Наденешь после душа! – она положила одежду на кровать. – Твои ведьмовские одежки нужно сжечь. Оставишь их на полу, в ванной. Я сама позабочусь об этом, чтобы не травмировать прислугу.
– Да что такого ужасного в моей одежде? – удивилась я. – Обычная футболка и трусы!
– Цвет, – она подошла ближе, рассматривая рисунок на футболке. – В нашем мире запрещены яркие цвета. Особенно мерзостным считается черный. И ядовито-розовый, – она ткнула пальцем в надпись на футболке.
– Почему?
– Яркие цвета будоражат воображение, лишая нас благостного покоя. И самое ужасное: вызывают эмоции и будят чувства. А эмоции и чувства под запретом в мире покоя и забвения.
– Но это же абсурд! – не выдержала я. – Нельзя же вот так надавить на кнопку и разом отключить все эмоции. И прожить всю жизнь зомбанутым!