Аун Сан
Шрифт:
Много дел оставалось и в университете. Почти все студенты до сих пор принадлежали к различным ассоциациям и союзам, которые пользовались активной поддержкой ректората. Были здесь и союзы однокашников и союзы «района, из которого мы родом», религиозные ассоциации и множество им подобных. Основной целью их было разобщить студентов, отвлечь, их от сотрудничества в общем студенческом союзе и порой натравить их друг на друга. Существование этих союзов имело неблагоприятное для движения материальное значение. Все карманные деньги студентов, если таковые имелись, уходили на взносы в ассоциации и союзы. А студенческому совету не хватало денег — и еще как не хватало.
Наверно,
Проблема сбора средств оставалась проблемой номер один. Аун Сан и другие члены совета чуть ли не половину свободного времени тратили на то, что обивали пороги контор, министерств и частных домов с просьбой о помощи. Им приходилось выслушивать немало оскорблений, обвинений в нищенстве, и не раз их выставляли без гроша.
Мало проку было и от местных политиков. Они чаще всего предпочитали высказывать на словах поддержку студентам, но когда доходило дело до помощи, они сказывались больными или их просто не было дома для студенческих просителей. Один из министров, перепуганный тем, что его могут заподозрить в сочувствий студентам, заявил через секретаря Аун Сану, что у него великий пост, а потому он не может дотрагиваться ни до чего мирского, в том числе и до денег. Пост затянулся надолго. Аун Сан нарочно несколько раз еще заходил к министру, но тот так ничего лучше поста и не придумал. Однако не все бирманцы вели себя, как этот министр. Например, самый известный бирманский танцор того времени У По Сейн почти каждый месяц давал представления, сборы с которых шли на нужды студентов. И он был не одинок. В конце концов удалось ведь организовать и конференции и лагерь и создать одну из лучших в Бирме библиотек.
С ростом известности Аун Сана прибавлялось у него и друзей и врагов. Но врагов он не боялся. Даже говорили как-то Ко Мья Сейну: «Если хочешь всем угодить, а это невозможно, то в результате кончишь тем, что не угодишь никому. Если перед тобой стоит проблема, сначала убедись, что тебе известны все факты, а потом решай окончательно так, как ты считаешь нужным. Самос важное — выразить желания большинства, действовать в интересах большинства. Этим ты пойдешь против интересов меньшинства, меньшинство встанет против тебя, но уж такова человеческая натура, что если ты честен и последователен в своих действиях, то в глубине души они же будут тебя уважать».
И как только выдавалась свободная минута, он продолжал учиться. Как-то один из друзей даже застал его говорящим по-английски перед зеркалом. А ведь это было уже в те дни, когда репутация Аун Сана как оратора была достаточно высока. Его приглашали выступать и на всех студенческих собраниях и на митингах такинов.
Такины чувствовали себя в университете как дома. В случае опасности всегда можно было укрыться в общежитии у кого-нибудь из членов университетского совета. Здесь же проходили некоторые совещания.
В среде самих такинов не было в то время согласия. Решался вопрос — как, какими методами бороться за независимость. Левое крыло такинов во главе с Кодо Хмайном стояло за решительные действия, за борьбу не только парламентскую, но, если понадобится, и вооруженную. Правые такины тянули партию к чисто легальной деятельности,
Однажды руководители студентов получили записку от Кодо Хмайна с просьбой прийти к нему.
Одноэтажный небогатый дом писателя в тихом переулке был всегда открыт для любого, кому нужны были совет, помощь. Аун Сан уже бывал там, и не раз. Чаще всего, чтобы взять у Кодо Хмайна какую-нибудь книгу, отсутствовавшую в университетской библиотеке, или послушать новую поэму писателя.
Кодо Хмайн ждал гостей. Он встретил их у входа. Разувшись, студенты прошли в комнату, уставленную шкафами с книгами. Уселись в кружок на циновке.
Хозяин подвинул на середину плошку с орешками и коробку шерутов.
— Вы знаете, почему я вас пригласил?
— Догадываемся, — ответил за всех Аун Сан.
— Да, раскол в партии неизбежен. Партия так быстро росла, что к ней, как бывает в таких случаях, примазалось много случайных людей. Тех, кто хочет сделать карьеру в политике, не считаясь со средствами. Теперь их лицо определилось. Ну, а кроме них, есть просто люди осторожные, которые боятся, что англичане их арестуют, уволят с работы, лишат спокойной жизни. Они не поняли с самого начала, что членство в нашей партии предполагает такую потерю. Когда все эти люди уйдут от нас, партия только окрепнет. Но одним из условий этому — приход в нее новых сил. Молодых людей. Самоотверженных, любящих свободу и родину больше всего на свете. Пришло время вам, студенческим лидерам, принять решение. Вы нужны партии, вы нужны Бирме.
— Мы, конечно, согласны, — сказал кто-то из гостей. — Но как в университете?
— В университете останутся наши ребята. Те, с кем работали вместе, — ответил Аун Сан. — Дело не в этом. Жалко бросать учебу.
— Я никого не хочу принуждать, — сказал писатель. — Мы можем надеяться на вас только тогда, когда будем уверены, что ваше решение было полностью искренним и окончательным. Боюсь, что обратного пути не будет.
Все было понятно. Через несколько дней Аун Сан и еще двое из членов совета покинули университет. Аспирантура осталась незаконченной.
Так в октябре 1938 года Ко Аун Сан стал Такин Аун Саном.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ТАКИН АУН САН
Аун Сан стал такином в «год революции», в год, наполненный событиями, волнениями, стачками, демонстрациями, расстрелами и яростной политической борьбой.
Приход студенческих лидеров в «Добама» влил новые силы в партию, и получилось так, что с первых же дней студенты заняли там руководящие посты. Аун Сана избрали генеральным секретарем.
Теперь он живет в штабе партии, одевается только в домотканые лоунджи, не выпускает изо рта шерута — бирманской сигары.
Аун Сану в новой его должности предстояло много работы по организации партии, превращению ее из разрозненной федерации, без строгих правил членства, без дисциплины в боевой кулак. Предстояло очистить партию от сомнительных попутчиков, организовать боевые дружины «Добама».
Аун Сан уже не тот провинциальный юноша, что робко шел по аллеям университета с мешком за плечами. Ему двадцать три года, но из них четыре почти полностью отданы политической борьбе. И по части организаторского опыта он может дать несколько очков вперед старшим политикам из «Добама» — ведь могучий Всебирманский союз студентов, решениям которого подчиняется молодежь в любом уголке Бирмы, в большой степени его детище.