Аутодафе
Шрифт:
Она повернулась и зашагала прочь. Он окликнул, но она не обернулась.
— Ты сумасшедшая! — прокричал он вслед. — Ты сама не знаешь, что делаешь!
«Знаю, — сказала она себе. — И надеюсь, что когда-нибудь ты меня простишь».
51
Дэниэл
Парадокс: почему получается, что все самые счастливые моменты в жизни неизбежно изглаживаются из памяти, в то время как ничтожнейшие подробности трагедии, как ни старайся, забыть не удается?
В пять шестнадцать утра в последнюю среду мая 1978
— Что-то случилось с Эли? — спросил я.
— Нет, Дэнни, с папой…
— Заболел?
— Пока нет, но я боюсь, скандал его убьет. Он всю ночь совещался со старейшинами.
— Послушай, что произошло? Еще же ночь! Что, синагога подверглась осквернению? — У меня в груди нарастал ком страха.
— В каком-то смысле. Папу предал один из его раввинов. Угадай с первого раза, кто этот негодяй?
— Шифман из Иерусалима? — попробовал догадаться я.
— Да будет его имя навечно предано забвению! — Она произнесла самое страшное еврейское проклятие.
— Что он натворил? Успокойся, не то я так ничего и не пойму.
— Поймешь. Еще как поймешь! — с горечью произнесла она.
И начала рассказывать.
Судя по всему, внешне аскетичный ребе Шифман годами «заимствовал» денежки из казны. Это мягкая формулировка. На самом деле он бессовестного воровал деньги, жертвуемые набожными богатеями на создание нормальных условий для обучения еврейских мальчиков в Иерусалиме. Конечно, у нашей общины есть настоящая ешива, где в полном объеме преподается Тора, но часть пожертвований по наивности отправлялась на личный счет Шифмана.
Дебора рассказала мне о случае, который произошел во времена ее рабства в хибаре этого благочестивого раввина.
Была такая бескорыстная, добросердечная супружеская пара из Филадельфии — Эрв и Дорис Гринбаум, выбившиеся в миллионеры, но не нажившие детей. Шифману каким-то образом удалось вытрясти из них за обедом в «Царе Давиде» пятьсот тысяч долларов. Предполагалось, что взнос пойдет на строительство школьного общежития, в котором община крайне нуждалась. Денежки же чудесным образом перекочевали на некий счет в Цюрихе.
А недавно, через несколько месяцев после безвременной кончины мистера Гринбаума, его вдова, в сопровождении своей племянницы Хелен, отправилась в путешествие, намереваясь посетить все места, которые они с Эрвом в свое время одарили плодами совместных трудов.
Первым делом они посетили учебный центр в портовом городе Ашкелон, где она с удовлетворением узнала, какое множество бедных иммигрантов из арабских стран сумели выбиться в люди благодаря полученным здесь знаниям и навыкам.
На другой день в Иерусалиме они отправились на такси в Меа-Шеарим и попросили водителя подвезти их к ешиве общины Бней-Симха.
Все, что они увидели, было узкое, как казарма, двухэтажное здание. Это, несомненно, был жилой дом, переделанный под школу. Никакого общежития при ней не было и в помине.
— Это какая-то ошибка, — заявила Дорис племяннице и обратилась к таксисту: — Вы уверены,
— Конечно, уверен, — заявил тот, держа в одной руке бумажку с адресом, а другой показывая на вывеску над входом в здание: — Сами читайте: «Ешива Бней-Симха»!
— Мне очень жаль, — заметила Хелен, — но мы на иврите не читаем. Может быть, я кого-то еще спрошу?
— Даже не думайте! — предостерег водитель. — Ни один мужчина тут с женщиной говорит не станет. А женщины не станут говорить с незнакомыми. Лучше я сам попробую.
Американки ждали в машине, постепенно превращавшейся в раскаленную печку, а водитель силился найти достаточно либерального хасида, который стал бы разговаривать с незнакомцем, несмотря на отсутствие у того на голове кипы.
Он прибежал назад и сунул голову в окно.
— Тот человек утверждает, что никакой другой ешивы тут нет. Это она самая! Общежития у них нет. Учащиеся живут по углам в разных семьях.
У миссис Гринбаум началась истерика.
— Этого не может быть! — кричала она. — Мы с Эрвом чуть не десять лет назад перечислили сюда деньги. Нам надо немедленно повидаться с ребе Шифманом.
Таксист опять отправился на разведку — и даже осмелел до того, что вошел в здание школы. Спустя пять минут он появился на крыльце и медленным шагом направился к машине.
— Боюсь, его здесь уже нет, — доложил он.
— Как это понимать? — вскричала миссис Гринбаум.
— Школой теперь заведует его заместитель. Мне сказали, что ребе с семьей около месяца назад покинули страну.
— Но я не понимаю! — Дорис была на грани помешательства. — Я же написала ему и сообщила с точностью до дня, когда мы будем здесь.
Смысл происходящего, кажется, дошел до ее племянницы.
— Может быть, как раз поэтому он и уехал.
Вернувшись в отель, Хелен позвонила в Штаты своему мужу Морту, адвокату. Именно он в свое время занимался переводом денег в Иерусалим.
В Филадельфии было еще раннее утро, но Морт пообещал перезвонить, как только будет в конторе.
Через несколько часов он получил от банка, обслуживающего его юридическую контору, официальное подтверждение о том, что в начале 1969 года был надлежащим образом осуществлен перевод означенной суммы на счет, указанный в полученном банком распоряжении.
Морт позвонил в иерусалимский банк, куда были переведены деньги, под тем предлогом, что Фонд Гринбаума якобы снова захотел сделать пожертвование общине Бней-Симха, и попросил подтвердить номер счета.
Худшие из его опасений оправдались. Еще три года назад этот счет был закрыт.
Недолго думая, он поднял такой скандал, что добился разговора непосредственно с управляющим региональным отделением и потребовал от него информации о судьбе денег, уже пожертвованных фондом.
Менеджер поднял старые записи и сообщил, что на следующий день после поступления перевода все пятьсот тысяч долларов ушли на какой-то счет в Цюрихе. Предоставить более подробные данные ему не позволяла банковская этика. Американскому адвокату придется для этого идти официальным путем.