Авалон-2314

Гаркушев Евгений Николаевич

– Поворачивай.

Революционер наконец не выдержал:

– Слушай, соратник, что ты себе позволяешь? Почему решил, что можешь командовать мной?

Минтимер хотел было вскинуться, но потом овладел собой и хмыкнул:

– Что ж, командуй ты. Я готов подчиняться.

– Только так? А действовать как партнеры мы не можем?

– Если бы операция была поручена тебе, я помогал бы молча, – устало вздохнул Минтимер. – Ладно, извини. Я, наверное, и правда сильно нервничаю.

Хонгру стало стыдно, хотя, в общем-то, винить себя ему тоже было не за что, и он спросил:

– И как мы будем действовать теперь?

– Надо

возвращаться. Он не сел в Лхасе. Видно, чуял погоню. А мы с тобой забрались… Вперед не пускают, сзади – сотни километров дороги без развилок. Я себя чувствую так, словно я кот в мешке.

Такую интерпретацию крылатой фразы Хонгр слышал впервые. Обычно он знал тех, кто покупает или продает «кота в мешке». Но чувства самого кота? Так сказать, «взгляд с другой стороны»…

– И что чувствуют коты в мешке? – поинтересовался революционер.

– Не зря же их сажают в мешок… Наверное, несут топить, – предположил Минтимер. – А коты животные чуткие.

* * *

До московского восстановительного центра было рукой подать – наверняка «Авалон» еще вчера просчитал, что мне потребуется вновь работать с воспоминаниями, и подобрал гостиницу поближе. Или это здание вообще принадлежит проекту?

Кто в современном мире владеет собственностью? Вряд ли отдельные люди – от их прихотей слишком много зависит. И не общество или государство в целом – неэффективность коммунистической системы была продемонстрирована еще в двадцатом веке. Наверное, всем заправляют акционерные общества, которые привлекают эффективных топ-менеджеров? Возможно. Украсть что-то сейчас не так просто, все платежи можно отследить, а огромные доходы наверняка нивелируются прогрессивным налогом.

Даже не будучи богатым акционером, я мог позволить себе ездить на такси, поэтому вызвал машину и отправился на Красную площадь, к Кремлю. Мобили шли по струне сплошным потоком, да и струн было куда больше, чем в Ростове. Четыре ряда по высоте, четыре – по ширине, а ведь это еще не центр города и не кольцевая!

Как ни странно, ближе к центру мобилей стало меньше. Экскурсантов по Красной площади слонялось не слишком много, а деловых центров около Кремля не было вообще. Даже дома здесь остались старые, построенные задолго до моего рождения. И сам Кремль не изменился, разве что кирпичные стены и башни покрыли едва различимой полимерной пленкой, и они возвышались над окрестными постройками, словно отлакированные.

Собор Василия Блаженного или храм Покрова, что на Рву… Памятник Минину и Пожарскому. В следующем году будет семьсот лет, как войска народного ополчения освободили Москву от поляков. Вот где видится перспектива во времени… В моей молодости со времен освобождения исполнилось четыреста лет. Так давно, что многое забылось. Теперь – семьсот. А есть ли разница? Вот памятник – как стоял, так и стоит. И древние стены… И собор, возведенный при Иване Четвертом. Интересно, как будут воскрешать его, получившего от соотечественников прозвище Грозный? Да и других самодержцев, если на то пошло? Тех, кто считает Россию своей вотчиной, а людей – подданными? Наверное, и над такими вопросами работает комиссия по этике. Не хотелось бы мне встретиться с Иваном Грозным лицом к лицу… Должно быть интересно, а не тянет!

Красная площадь совсем не изменилась, только по брусчатке ползали роботы на резиновых гусеницах и собирали мусор, который щедро бросали на камни люди, говорящие по-английски

и по-немецки. Что им чужие святыни? И все-таки странно, что власти такое терпят. В чужой монастырь со своим уставом не лезут!

Все ворота Кремля были открыты. Точнее, насчет всех не знаю, но через ворота Спасской башни люди входили в древнюю крепость свободно.

Я поднес коммуникатор к губам, спросил:

– Где сейчас работает правительство? И что находится в Кремле?

Компьютер, помедлив секунду, переспросил:

– Адресовать ваш вопрос программе «быстрой справки» Лицея? Сделать запрос во всемирную электронную энциклопедию? Обратиться к сэру Галахаду?

Действительно, нужно четче формулировать запросы. Мой домашний компьютер, часть которого воплощена в коммуникаторе, не может знать все. Это не искусственный интеллект «Авалона»!

– Спросим у лицейских программ.

Не прошло и секунды, как коммуникатор отчитался:

– В настоящее время члены правительства работают на дому, как и большинство государственных служащих, чья работа не связана с инспекционными выездами и наблюдением за промышленным производством и сельским хозяйством. Сессионные заседания проводятся в специальных секциях киберпространства, доступ к которым обычных пользователей вирта ограничен. Для выяснения работоспособности членов правительства их рабочие места оборудованы специальными приставками, позволяющими определить уровень нервного напряжения, усталости, дать отчет об уровне алкоголя в крови. Показания приставок не контролируются пользователями. В случае необходимости вопросы обсуждаются всенародно, путем сетевого голосования на официальных общедоступных форумах, а окончательное решение принимает правительство, Дума, Сенат либо другой уполномоченный орган.

– Спасибо, достаточно.

– Отвечать на второй вопрос?

– Да.

– В Кремле расположен национальный архитектурно-исторический заповедник. Любой желающий может посетить действующие там музеи. Посетители могут побывать в полостях кремлевской стены, подняться на башни, а также опуститься в таинственные подземелья, первые из которых были вырыты много столетий назад.

– Ясно. В другой раз можно будет побывать и в подземельях, и в стене. Всегда хотел это сделать, но в мое время доступ в стену был открыт лишь избранным, да и то после смерти.

– Не вполне понял ваше утверждение, – честно признался компьютер.

– А нужно? У тебя самообучающаяся программа?

– Да, конечно. Но я собираю информацию не подряд, такой подход нерационален, а только ту, что может пригодиться в общении с хозяином.

– Тогда, чтобы ты лишний раз не обращался к программе Лицея, сообщу: в кремлевской стене хоронили видных деятелей государства. Это было одно из самых почетных мест захоронения.

– Я могу запросить данные по этим захоронениям, если вас интересует их судьба.

– Спасибо, не сейчас. Ни с кем из покоившихся в стене я не был знаком лично. Пусть разбираются родственники, наследники, поклонники… или они сами, в конце концов!

Проходя в ворота Спасской башни, я вновь думал о тех, кого предстоит воскресить. Добро, если люди воспримут новую жизнь как подарок судьбы, если они изменятся, станут лучше. А если нет? Если они вновь попытаются захватить власть, посеять смуту? В нынешнем обществе, где члены правительства принимают решения, лежа у себя на диване, контрольные механизмы должны быть очень сильны.