Авантюрист
Шрифт:
Её дед был великий маг. Её отец был легендарный полковник Солль, о котором я даже что-то когда-то слышал; её старший братец пропал десять лет назад, и, начиная рассказывать о нём, она всякий раз запиналась и снова давала волю слезам.
Тогда, чтобы высушить эти слёзы, я заговорил о Маге из Магов Дамире. О драконе, опустошавшем окрестности замка Химециусов, о копье, пронзившем чудовище, и о давних временах, когда драконов было пруд пруди, но зато господа маги никогда не бывали корыстны. Все знают, что подвиг по убиению дракона славный Дамир совершил бесплатно, безвозмездно и прекрасная дочь Химециуса
Алана очень скоро забыла, как рыдают, и слушала разинув рот. В коридоре гостиницы ругались слуги, под окном бранились коты, в отдалении кто-то колотил молотком о жесть — в нашей маленькой комнатушке было тихо, горел камин и посверкивала глазами тощая девчонка, которой в эту минуту нельзя было дать больше тринадцати. Или мне придётся жениться на ребёнке?!
Да, она была ребёнок, и достаточно скверный — одна эта выходка с побегом из дома говорила о многом.
Она была моя невеста. Одной неотвратимости этого факта хватило бы, чтобы вызвать у меня зубную боль.
Дверь открыл мрачный слуга; его неопределённого цвета глаза остановились на моём лице, помрачнели ещё больше — и вдруг округлились, как блюдца, обнаружив у меня за спиной притихшую Алану.
— Ох… Госпожа!! Госпожа Танталь, сюда!!
Слуга вопил и держался за сердце. Алана крепко взяла меня за локоть — чего доброго, мне придётся ещё и отбивать её от домашних строгостей, спасать от праведного ремня…
Откуда-то выскочила румяная девушка — горничная — и тоже завопила, всплёскивая руками, как курица. Весь дом потрясённо орал, когда сверху, с высокой лестницы, бесшумно слетела женщина в тёмном платье, с выразительным, не особенно красивым, но очень запоминающимся лицом.
Первый взгляд — на меня, второй — на Алану, да такой, что девчонка за моей спиной съёжилась. Вот это особа, надо сказать. Ураган, а не дамочка. Сестра?..
— Привет, Танталь, — хрипло сказала Алана, не выпуская моего локтя. — Это господин Ретанаар Рекотарс.
— Очень приятно, — сообщила дамочка ровно, как будто негодница Алана каждый вторник возвращается из странствий, ведомая незнакомым мужчиной. И добавила, обернувшись к слугам: — Клов, беги за господином Эгертом. Дюла, приготовь горячей воды… Вы, господин Рекотарс, — я вздрогнул, с таким странным выражением она произнесла моё имя, — будьте добры, входите.
Я счёл своим долгом расписать страдания Аланы таким образом, чтобы никому не пришло в голову дополнительно её наказывать. Это оказалось нелишним — потому что маленькая дурочка, гордо замкнувшись, отказалась что-либо объяснять домашним. То была совершенно истерическая гордость; я всё вертел головой в ожидании, что вот-вот из дальних комнат появится мать Аланы, уж матери-то грех не поплакаться, кто-кто, а мать должна была немедленно узнать обо всём и всё простить. Но Аланина матушка не спешила навстречу блудной дочери, и, хоть это здорово меня смутило, расспрашивать я не стал. Что-то удержало; не тот это был случай, чтобы проявлять любопытство.
Потом явился мой будущий тесть.
Сперва я увидел силуэт в дверном проёме и решил было, что господин Солль молод; потом он шагнул вперёд, я разглядел его лицо и понял свою
Алана вздёрнула нос.
В этот момент мне самому захотелось дать ей подзатыльник. После всего, что было, после всего, что пережили её родичи, — демонстрировать спесь?!
Полковник Солль шагнул к дочери с таким выражением лица, что я не удивился бы, если б он залепил ей пощёчину; вместо этого он попросту обнял её и привлёк к себе. Девчонка мгновенно растаяла, будто масло на солнышке, и своим чередом пошли слёзы, сопли и естественные в таких случаях слова.
Я перевёл дыхание. Вот это было уже вполне по-человечески; вряд ли дело дойдёт до ремня, а если и дойдёт, то, по крайней мере, на трезвую голову.
Сознавая, что семейные сцены не терпят свидетелей, я потихоньку убрался в какой-то тёмный уголок. Там меня нашла заплаканная старушка, и нашла, оказывается, затем, чтобы поцеловать руку.
— Спаси вас Небо… Как вы нашу девочку спасли…
Старушка оказалась Аланиной нянькой.
Дом Соллей лихорадило до поздней ночи; около полуночи, когда спасённая Алана почивала на мягких подушках родительского дома, в гостиной состоялся маленький совет.
Полковник Солль был, по-видимому, незаурядным командиром. В самой его манере говорить скользила неуловимая властность, и это притом, что говорил он негромко, мягко, иногда с улыбкой; женщина, которую звали Танталь, больше молчала, и я постоянно чувствовал на себе её изучающий взгляд.
Я рассказал им первую порцию того, что им следовало знать, — о себе, покинувшем родовой замок ради познавательных странствий, и о комедиантах, не брезгующих самыми грязными делишками. Шишка на темени до сих пор давала о себе знать, а потому, увлёкшись, я сообщил всё, что думал о комедиантах вообще: о разврате и непристойности, творящихся под размалёванными пологами, о кривлянии и пошлости, царящих на подмостках, и о шутовстве, в которое комедианты добровольно превращают свою жизнь.
— Не станем брать во внимание слухи, — я презрительно улыбался, — что комедианты-де воруют детей и делают из них попрошаек, что комедианты приторговывают людьми… Хотя, надо сказать, после истории с Аланой я готов поверить во что угодно. Человеческие отбросы, скитающиеся без приюта и зарабатывающие на жизнь столь низким ремеслом, способны и не на такое…
Мои собеседники слушали внимательно: Солль — с непроницаемым лицом, Танталь — со всевозрастающим странным выражением, которого я, к досаде своей, никак не мог разгадать.
— Господин Рекотарс сделал для нашей семьи так много, что мы не знаем, как его отблагодарить, — сказал Солль, когда мой рассказ о злодеях-комедиантах выдохся. — Может быть, вы подскажете? Чем-то мы можем быть для вас полезными?
Он тактично не говорил о деньгах; возможно, никого бы не удивило, если бы храбрый рыцарь Рекотарс потупился в платочек и скромно попросил пару тысяч золотых — покрыть расходы…