Авантюристка
Шрифт:
— Конечно, — заверил меня Тор, взглянул на Джорджиан. — И теперь, после такой откровенной беседы, могу заметить, что мы положили начало плодотворному сотрудничеству?
Хотя Джорджиан стояла по-прежнему у меня за спиной, я почувствовала, и готова была поклясться, что эта парочка обменялась заговорщическим подмигиваньем.
Я уже как-то забыла, что в своё время Голубая комната напоминала мне одно из семи чудес света. Она показалась мне поначалу маленькой, но я сумела оценить её истинные размеры, помогая однажды Лелии развешивать вдоль стен тончайший
В этой комнате свободно размещалось не меньше семнадцати кресел, диванов, оттоманок, козеток и пуфиков — все они были обиты холодно-голубым шёлком, расшитым белой гладью, в стилях от времён Людовика Двенадцатого до Людовика Шестнадцатого. Столики, подходящий по высоте, были загромождены всяческими безделушками из слоновой кости, эмали и фарфора, и в таком количестве, что, казалось, изящные ножки столиков вот-вот подломятся под грузом.
Стены были украшены витыми решётками причудливых узоров, в которых при желании можно было высмотреть самые немыслимые картины, так что прогулка вокруг комнаты могла превратиться в своего рода кругосветное путешествие.
Везде, на любом кусочке свободного места, были понапиханы альбомы с собранными Лелией коллекциями фотографий и миниатюр. Многие из этих памятных вещиц были прикреплены прямо к решётке, так что создавалось такое впечатление, что из всех уголков на тебя смотрят сотни внимательных глаз.
Именно в такой обстановке мы с Джорджиан и Тором просидели не менее четырех часов — поверьте, суровое испытание на выносливость. Наверное, нам помогла водка. К концу третьего часа мы втроём, распластанные по полу, дружно распевали «Тройку», причём я исполняла партию бубенцов, поскольку не знала русский. Но нам помешала горничная, хотя она и вошла весьма деликатно, ловко перешагивая через наши тела и неся к столу огромный поднос с угощением.
— А что я тебе говорила?! — воскликнула Джорджиан, с трудом сфокусировав взгляд на подносе. — Пирожки!
— И настоящий борщ! — подхватил Тор, ловя запахи, словно охотничья собака. — И настоящая русская сметана!
Он принял вертикальное положение и с большими церемониями разлил все, что полагается, по тарелкам и бокалам, правда, почему-то постоянно брызгая на. стол. Я даже не предполагала, насколько проголодалась, пока не почуяла ароматов Лелииной стряпни.
— Этот борщ просто великолепен, — пробурчал Тор между двумя глотками.
— Не ешь слишком много, ты спровоцируешь её, — посоветовала Джорджиан, так и не поднимаясь с пола. — И тогда пища начнёт поступать с волшебной скоростью, как в «Ученике чародея», и мы окажемся погребёнными под грудами съестного, тогда придётся закрывать своими телами дверь, чтобы это прекратить.
— Я с радостью приму смерть в таком случае, — пропыхтел Тор, впитывая аромат пирожков. Он потянулся за ближним к нему и мигом проглотил. — А теперь, поскольку мы уже все спели, наконец могу сообщить тебе, зачем мы пришли.
— Боже милостивый — опять бизнес? — застонала Джорджиан, перекатившись
— Мы в Верити заключили небольшое пари, — вещал Тор, обращаясь к подушке. Он остановился и проводил взглядом стекавшие со стола капли пролитого борща, словно разглядывая потоки крови. — И вот, если она проиграет пари, то должна будет исполнить моё самое сокровенное желание.
Из-под подушки показалась голова Джорджиан. Она уселась и посмотрела на меня.
— Желание? Дай-ка мне бокал с этим супчиком.
И что же это за пари?
— Такое пари, что уверен — тебе захочется участвовать в нем, — сообщил Тор, улыбаясь и протягивая ей суп. — Понимаешь, чтобы победить её, мне нужны услуги фотографа — очень хорошего фотографа.
Джорджиан насторожилась и, кажется, протрезвела.
— Что получает каждый из вас в случае, если он выигрывает? — спросила она у Тора.
— Если выиграет Правда-Верити — она получает работу в ещё более занудном финансовом заведении, чем то, в котором надрывается сейчас, — сказал он, а Джорджиан брезгливо сморщилась. — Но если выиграю я — она должна будет переехать в Нью-Йорк к работать на меня, стать моей рабыней, если хотите, — на год и один день.
Джорджиан не сводила с него глаз, на её лице появилась блаженная — и тем более опасная — улыбка. Она протянула Тору руку, и тот пожал её.
— Ты не обидишься, если я буду вместо Золтана звать тебя Тором? — спросила она.
— Тором? — недоумевающе переспросил он. — Мне кажется, это имя из Древней Скандинави — для пущей секретности, — заметила я.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Тридцатью годами ранее того утра, когда Натан Ротшильд ожидал почтового голубя, сидя в маленькой комнатушке на Юденгассе во Франкфурте, в роскошном загородном замке развлекались игрою в шахматы двое мужчин. Они и представить не могли, что их приятельское шахматное сражение положит начало банкирской династии Ротшильдов, которой суждено было родиться в эту самую ночь.
— Итак, вы принимаете мой совет, Ландгрэйв? — спросил генерал, попивая коньяк.
— Конь на е-семь, — сказал Ландгрэйв, и его лицо покраснело и залоснилось от напряжения. Он тоже не забывал прикладываться к коньяку. Откинувшись в кресле и не отрывая глаз от доски, он продолжал:
— Я отправил сегодня утром гонца с приказом доставить сегодня из гетто этого еврея. Правда, нам придётся продержать его здесь до утра: ворота закрывают и запечатывают после захода солнца.
— Позорно держать их взаперти подобным образом, — задумчиво заметил генерал. — Конь на ж-пять.
— Это сделано для их же безопасности, — возразил Ландгрэйв, — Вы же знаете, какие кровавые стычки происходят, если они шляются на свободе, так пусть уж лучше сидят в гетто. Не желаете ли ещё коньяку? Я привёз его когда-то из Франции, и он состарился вместе со мной. Давайте ваш бокал.