Авантюристка
Шрифт:
В силу разных причин Годфри тоже пристально разглядывал эту пару. Он подался вперед, чтобы к ним обратиться, и сощурил серые глаза:
– Подозреваю, что шантажисты весьма опасны. Обратившись к доктору, они хотели продемонстрировать герцогине, сколь многое им известно, и вселить страх в вас обоих. Ведь это не повредит вашей врачебной практике, если весь…
– Сейчас я работаю в Ницце.
– …если вся Ницца узнает о вашей прошлой связи с герцогиней?
Доктор Хоффман горько улыбнулся:
– Это могло бы пойти ей только на пользу.
– Значит,
– Верно. Это самое неприятное, – вздохнула герцогиня. – Нашему браку с Альбером воспротивился не только князь Карл, но также и епископ Монако. Мы поженимся лишь после смерти Карла, но если разгорится скандал, епископ и простой народ едва ли признают меня княгиней Монако. Меня и так осуждают за то, что я американка и наполовину еврейка.
– Вы полагаете, после смерти отца принц сохранит вам верность? Не женится ли он на аристократке, вспомнив о чистоте рода? – спросила Ирен.
При этих словах взор Алисы омрачился, но к нему тотчас вернулся прежний блеск:
– Я тоже своего рода аристократка. Моя семья – нувориши Нового Света. Американские наследницы пользуются все большей популярностью среди благородных семей Европы.
– Монаршие особы склонны к непостоянству, – сухо заметила Ирен.
Ей, конечно же, вспомнилась роковая встреча с нынешним королем Богемии, который ухаживал за ней, когда был принцем, но тотчас отрекся от примадонны, лишь только унаследовал трон.
– Все могут быть к этому склонны, дорогая моя Ирен.
– Увы, только не шантажисты, – вставил Годфри. – Нам хорошо известно, какую тайну они хотят предать огласке. Вопрос лишь в том, чего они требуют от вас.
Герцогиня и доктор тревожно переглянулись.
– В том-то и дело, – сказала наконец Алиса. – Этого они не говорят. Точнее, они утверждают, что выдвинут свои требования, когда придет время. Теперь вы понимаете, почему нас это так гнетет.
– Когда придет время? – внезапно встревожилась примадонна. – Для чего?
– Увы… – Доктор развел руками с присущим его профессии изяществом. – Нас просят лишь ждать.
– Как же они сообщили вам о столь необычном требовании?
– В письме, – ответил доктор.
– Позвольте взглянуть. – Моя подруга протянула руку.
Доктор Хоффман вынул из нагрудного кармана скомканный лист бумаги. Ирен бегло просмотрела его содержание:
– Написано на ужасном французском языке. Грязная, дешевая бумага. Нет, это письмо точно не принадлежит перу светского господина.
– Возможно, некий слуга задумал разбогатеть на чужих секретах, – предположил Годфри.
Ирен покачала головой:
– Послание, конечно, грубое, но отнюдь не лишено смысла и довольно коварно. – Она взглянула на врача: – Как вы его получили?
– По почте.
– Вы сохранили конверт?
– Да, но он… не здесь, – казалось, вопрос его смутил. – Я оставил его в… покоях Алисы.
– Могу я взглянуть?
– Разумеется. –
Все присутствующие избегали смотреть друг другу в глаза. Очевидно, доктор Хоффман по-прежнему поддерживал с герцогиней близкие отношения.
Послышались торопливые шаги, и доктор вошел в гостиную. Он подал конверт Ирен; та тотчас его схватила и, даже не посмотрев на адрес, перевернула.
– Так я и думала! – объявила подруга. Глаза ее так блестели, будто она только что сорвала бурные аплодисменты в «Ла Скала».
Ничего не понимая, мы с удивлением на нее уставились.
– Сургуч пахнет сандалом! Его прислали те же подлецы, что писали таинственные письма дяде Луизы Монпансье!
– Ну еще бы, – тихонько пробормотала я.
– Боже правый… – начал Годфри.
Но тут его перебила Алиса, герцогиня де Ришелье, и ее слова поразили нас до глубины души:
– Луиза Монпансье? Малышка Луиза? Неужели вы с ней знакомы?
Глава семнадцатая
Не забыты старые друзья [39]
Чопорно взяв под руку герцогиню де Ришелье, принц Альбер шел через бальный зал к тому месту, где стояла я. Увы, избежать столкновения было невозможно.
39
Отсылка к шотландской песне на стихи Роберта Бёрнса «Старое доброе время», распеваемой британцами во время празднования Нового года.
Хватало одного взгляда, чтобы понять, что представлял собой этот человек. На черной ткани его парадной морской формы блестели две бриллиантовых звезды. Воротник и манжеты были расшиты золотой тесьмой, на поясе красовался церемониальный меч, рукоятка которого сияла чистым золотом, а с правого эполета до левого бедра тянулась орденская лента.
Мысленно я сравнивала себя с Золушкой из третьесортной оперной постановки, которую привели на бал и бросили на произвол судьбы, как неугодную тыкву. По просьбе герцогини Ирен пела для гостей в более узком кругу, в то время как Годфри мотался по городу в поисках новых улик. Мне же велели оставаться в обществе великосветских матрон и «по возможности выяснить как можно больше» об окружающих, и особенно о Луизе. Мы непременно должны были убедиться, что с ней все в порядке, и раскрыть окутавшие ее тайны – потому-то я и вышла сегодня в свет.
Ко мне подошла «полукняжеская» чета. Широкое платье ее светлости, сшитое из светло-вишневой тафты, добавляло блеска внушительному облику принца. Казалось, все происходящее претит этому полному господину с густыми ресницами, прямым носом и ухоженной бородой. Подобное впечатление нередко производил принц Уэльский. Даже не верилось, что этот ходячий монумент собирается жениться на бойкой вдовушке, стоявшей рядом с ним. Но ведь бесстрастный принц Уэльский тоже когда-то обручился с грозной красавицей Александрой.