Авантюристка
Шрифт:
Настроение Калеба быстро изменилось, и все улыбки пропали, как только мы переплелись вместе в таком сильном поцелуе, что оба начали задыхаться. Я думала, что умру, когда его пальцы опустили бретельки моего платья, и я почувствовала прикосновение воздуха к своей груди. Потом было нечто большее, чем просто воздух. Его руки и рот нашли меня, и я задумалась над тем, почему я раньше этого не делала. Потом я что-то сказала. Не знаю, что это было, но мой голос, казалось, вытащил его обратно в реальность. Калеб оторвался от меня в тот самый момент, когда услышал мои слова, и стал держать меня на расстоянии вытянутой руки. Я никогда не делала ничего настолько
— Почему? — Я задыхалась, все еще сжимая его рубашку. Он мягко поцеловал меня в губы. Весь сексуальный заряд пропал. Он включил зажигание.
Я перебралась на свою сторону машины и плюхнулась на сидение. Это произошло потому, что он не любил полумер. Не было никакой «возни» с Калебом. Большинство парней были бы счастливы воспользоваться ситуацией и получить как можно больше. С Калебом же все было по-другому. Ты либо проходишь полностью весь путь, либо остаешься на мелководье поцелуев. Он не будет обесценивать свой путь к сексу, утаскивая меня все дальше и дальше от моего целомудрия, при этом давая мне кусочки того, что я теряла. Я облокотилась на свое сидение, собираясь покончить со всеми своими запретами, выбросив их на ветер. Зачем вообще они нужны? Я едва могла вспомнить ответ на этот вопрос, когда думала о его руках и том, как прекрасно они понимали, где именно ко мне надо прикоснуться.
Я подумала о том, что бы сказала моя мама. Она была бы счастлива из-за того, что я нашла себе такого парня, как Калеб, но она все еще опасалась бы его. Мой отец подарил нам целый пакет подозрений, который засел глубоко внутри и каждый раз обнажал свои ужасные зубы. — Оберегай свое сердце, и оно не будет разбито, как в свое время было разбито мое, — очень часто, около двух раз в неделю, говорила бы мама.
Шерри - лучшая подруг моей мамы - подвела жизнь Оливера Каспена к внезапному концу 4 июля того года, в котором мне исполнилось 11 лет. Она использовала свой 22-х калиберный дробовик, чтобы сделать дело, запачкав при этом его мозгами занавеску розового цвета с изображением фламинго, которая висела в душе. Моя мама не знала, что Шерри была одной из тех женщин, которых мой отец использовал ради секса и денег. Она напоминала мне кокер-спаниеля с водянистыми глазами и характером столь же липким, как и сырое яйцо. Я знала о романе своего отца с Шерри, еще до того, как о нем узнала моя мама. Вечерами, когда мама работала допоздна, и мой папа забирал меня из школы, мы навещали его «друзей». Так уж сложилось, что все его «друзья» были женщинами, которые имели доступ либо к деньгам, либо к наркотикам, а порой и к тому, и к другому.
— Ты же не собираешься рассказать свой маме об этом маленьком визите, — сказала Шерри, указывая мне пальцем. — Ей достаточно того, что лежит на её тарелке, а твоему папе просто нужен тот, с кем можно поговорить.
Они часами разговаривали в комнате Шерри. Иногда по радио играло старье и сигаретный дым просачивался из-под двери. После того, как отец выходил из спальни, он был очень милым со мной. По пути домой мы всегда останавливались, чтобы купить мороженое. Я не потеряла его, когда он ушел. Для меня он был просто каким-то мужчиной, который забирал меня из школы и подкупал мороженным.
Последний раз я видела его примерно за 10 месяцев до его смерти, и все это время он даже не звонил и не поздравлял меня в мой день рождения. Оливер Каспен - мой тезка, умер, оставив меня с кучей плохих воспоминаний и засовом на сердце, к которому
ГЛАВА 10
Настоящее
Воскресным утром я проснулась в своей кровати. Мои волосы пахнут потом и сигаретами. Я застонала, перевернулась, и меня вырвало в мусорную корзину. Моя мусорная корзина? Я не помню, чтобы ставила ее сюда. Потом я услышала, как в туалете спустили воду.
Боже мой - Калеб!
Я вжалась в подушку и закрыла глаза руками.
— Привет, великолепная, — Калеб идет с подносом и ярко улыбается на всю комнату. Я снова стону и прячу лицо в подушку. Прошлая ночь: алкоголь, предательство друга, неловкий телефонный звонок.
— Мне так жаль, что я позвонила тебе. Не знаю, о чем я только думала, — квакнула я.
— Не сожалей, — сказал он, ставя поднос на мою прикроватную тумбочку. — Я испытал немало удовольствия, осознавая, что был твоим первым выбором. — Он поднимает стакан воды, маленькую белую таблетку и протягивает их мне. От стыда я опускаю голову и прикусываю ноготь большого пальца.
— Я также сделал для тебя несколько тостов, если ты, конечно, уже готова для них. — Я взглянула на хлеб с маслом, и мой желудок сжался. Я покачала головой, и он быстро унес поднос.
Мой герой.
— Я звонил в отель этим утром, — говорит он, не смотря в мою сторону. Я выпрямляюсь в постели и чувствую, как моя голова начинает кружиться. — Твой друг выписался прошлой ночью. По-видимому, он очень торопился покинуть город, — Калеб прислоняется к стене и смотрит на меня сквозь ресницы. Если бы меня так не тошнило, я бы улыбнулась при виде его в моей спальне.
— Друг, ха? — я забавлялась со своим утешителем.
— Это была не твоя вина. Такие мужчины, как он, должны быть кастрированы. — Я кивнула и фыркнула в знак согласия. — Но, если он когда-нибудь снова появится рядом с тобой, Оливия, я убью его.
Мне это нравилось. Мне это очень нравилось.
Заглавная песня сериала «Друзья» доносится из моего маленького телевизора, когда я выхожу из душа. Я шаркаю в гостиную в своем халате и тапочках, осматриваясь вокруг, словно не зная, где нахожусь. Калеб быстро перемещается на диване, освобождая мне место, и я сворачиваюсь в углу, после чего решаюсь на некоторую честность.
— Ты мне нравишься, Калеб, — ляпнула я и закрыла лицо в смущении руками. — Господи, это звучит, как признание пятиклассницы.
Он оторвал взгляд от телевизора, его золотые глаза смеялись.
— Ты хочешь встречаться?
Я ударяю его по руке.
— Я не шучу. Это серьезно. Мы вместе - не очень хорошая идея. Ты не знаешь, кто ты, а я точно знаю, кто я, и именно поэтому, ты, вероятнее всего, захочешь спастись.
— Но ты ведь на самом деле не хочешь, чтобы я это делал. — Он был наполовину серьезным. Ну, или, по крайней мере, он больше не улыбался.
— Нет, не хочу. Но это будет к лучшему. — Я просовываю руки в рукава своего халата, нервничая и чувствуя боль в своем животе. К тому же, взгляд, которым он смотрит на меня, не делает все происходящее проще.
— Ты играешь мной здесь, словно с каким-то йо-йо[27], — говорит он, держа обе свои руки на коленях, словно готов встать в любой момент.
— Знаю, — быстро говорю я. — Мне кажется, я не тот тип девушек, с которыми ты хотел бы дружить.
— Я не хочу быть просто твоим другом.