Авантюристы. Книга 1
Шрифт:
– Отправили в Фатерланд, мерзавцы,– высказал кто-то предположение.– Городок-то, когда уже у партизан отбили. Вот премии и не хватает за взятие.
– Плохо ищем,– высказал кто-то мнение.– Где этот обер-лейтенант, у которого деньжищ оказалось больше всех?
– На шлагбауме стоит,– сообщил кто то.
– Сюда его немедленно,– распорядился Фриц Тельман, и отделение гренадеров помчалось в сторону блокпоста.
Обер-лейтенанта они приволокли минут через двадцать, нещадно пиная и подгоняя прикладами. Следом тащились фельдфебель и двое рядовых, не понимая, что происходит
Их быстро поставили в известность, ткнув пальцем в труп коменданта, расстрелянных офицеров и кучу конфискованных ценностей. И глаза солдат, только что сочувственно посматривавших на обер-лейтенанта тут же заволокло классовым антагонизмом.
– У, гниды,– высказал общее мнение фельдфебель.
– Старый знакомый,– кивнул Серега в сторону избитого солдатами обер-лейтенанта.– Догнал своих гавриков. Я же говорил, что доползут до поворота и все.
– Тебе не кажется, что как то вяло события развиваются? Динамики маловато, экспрессии.
– Добавить хочешь?
– Иногда нужно,– Мишка щелкнул пальцами и перед комендатурой обер-лейтенант тут же вспомнил, что припрятал кое-что в погребке того дома, в котором встал на постой.
Это "кое-что" оказалось двумя здоровенными тюками из кожи, в которых были обнаружены недостающие средства в виде рейхсмарок. Вспомнил обер – лейтенант и о трехстах парах сапог и трехстах куртках, извлеченных с чердака комендантского домика.
– Ну, ты добавил экспрессии. Вижу, даже погоны на куртки присобачить не забыл. Представляешь, что теперь будет?– усмехнулся Серега, рассматривая куртки в бинокль.
А обер-лейтенант вспоминал и вспоминал. Куча перед крыльцом росла и, более всего солдат поразил чемодан битком набитый английским фунтами стерлингов. Английская королева, смотрела с них на немцев высокомерно, бессовестными глазами.
– Вот суки!!! Они и английскими деньгами уже запаслись,– взвыл кто-то, и остальные подхватили.
– Суки. Вот суки продажные. Измена офицерская. Родину продали. Бедная Германия.
А Фриц уже составил ведомость и по ней начал выдавать утаенное ворами в погонах денежное довольствие. Довольные гренадеры с удовольствием ставили свои подписи и, прихватив вместе с деньгами часть оплаты вещами и ювелирными изделиями, отходили в сторону, распихивая, внезапно свалившееся на них богатство, по ранцам. Какова же была их радость, когда обер-лейтенант вдруг вспомнил, что на продовольственном складе, в амбаре есть несколько ящиков русской водки и пара бочек сала.
– Что же ты, гад, раньше молчал,– Фриц возмущенно ткнул обер – лейтенанта в челюсть.– Да за такое не только что повесить или расстрелять, а на кол посадить мало. У русских так я, слышал, казнят.
– Как это на кол?– заинтересовались любознательные гренадеры.
– Задницей голой на острый кол. Вот как этот,– Фриц махнул рукой в сторону соседнего домишки, с разрушенной крышей и разбросанным забором. От него остались только несколько остро оструганных, почерневших столбиков.
– Это же больно!– возмутился обер-лейтенант.
– Ничего. Мы его салом натрем. Скользнешь и не заметишь,–
Русский шнапс – сиречь водка, оказался в деревянных ящиках в количестве пятнадцати штук. По двадцать бутылок в каждом, что привело немцев в совершенный восторг. Сало же засоленное в бочках, привело их в восторг не меньший.
– Молчал мерзавец, как партизан. Правильно Фриц сказал на кол его,– высказал кто-то общее мнение. И не успел Фриц опомниться, как его родное отделение, родного взвода, схватив обер-лейтенанта и шмат сала, поволокло его, под улюлюканье остального коллектива, к указанному колу.
Обер-лейтенант вырывался, а Фриц пытался остановить товарищей, объясняя, что пошутил насчет кола и что, кажется, даже русские давно уже отказались сажать своих преступников на них задницами. Но ни Фрица, ни обер-лейтенанта, ни кто слушать не стал. Ситуация, что называется, вышла из-под контроля. Поэтому через пять минут злосчастный офицер уже тужился на колу, выпучив глаза и размахивая руками. Он хрипел, пуская кровавые пузыри и хватал себя за заголенные бока, пытаясь задержать соскальзывание организма по скользкому дереву, но от резких движений только ускорял процесс, опускаясь все ниже и ниже. Фрицу стало жаль беднягу, и он выстрелом в лоб прекратил его мучения, вызвав недовольство у сослуживцев.
– Зря ты это, Фриц. Пусть бы помучился,– выразил кто-то общее мнение.– Вон они, что с нами сотворили. Обворовали. На нашей кровушке жирели. Столько денег прикарманили. А тебе их жалко?
– Нет. Просто смотреть противно и пить мешает,– оправдывался Фриц.– Наливай.
Водка полилась в солдатские кружки и через полчаса трезвого найти в батальоне вряд ли уже было можно. Солдаты отрывались от души. И веселье продолжилось далеко за полночь. Угомонились многие только с первыми петухами.
А утром с похмельем пришло и трезвое осознание того, что они сотворили. Немцы ходили мрачные, стараясь не глядеть друг на друга, с содроганием косясь на обер-лейтенанта, сидящего на колу и, на остальных расстрелянных офицеров, сваленных в кучу у крыльца комендатуры.
Члены выбранного комитета собрались у дома с резным палисадником и, усевшись на скамье, совещались. Вернее угрюмо курили, уставясь под ноги.
– Что делать?– задал вопрос всем, здоровенный, рыжий фельдфебель, не догадываясь, что этот вопрос в России во все времена был и будет самым актуальным. Для тех, кто в ней жил, живет и будет жить. А также для тех, кто в нее попадает.
Угрюмое молчание было ответом, и только Фриц, сплюнул тягучую похмельную слюну и рявкнул:
– Сами они виноваты,– так же, не подозревая, что в отличие от русских, которые постоянно ищут виновных в собственных несчастьях, нашел ответ на второй извечно русский вопрос.
– Да. Они конечно суки, но что теперь нам делать? Может послать в штаб полка делегацию и все там рассказать, как было?
– Конечно. Только все равно зачинщиков арестуют и повесят,– вздохнул Фриц.– А зачинщики кто?