Авантюры студиозуса Вырвича
Шрифт:
На лорда с его безразлично-веселым цинизмом невозможно было злиться. Он являл породу людей, которые, чтобы скоротать время до ланча, с одинаковой вероятностью и одинаковым выражением на лице могут совершить подвиг, выстрелить себе в рот или убить случайного прохожего. В пане Агалинском лорд Кавендиш признал такого же аристократа и подчеркивал это, обращаясь исключительно к нему. На Лёдника же поглядывал со сдержанным снисходительным интересом:
— А вы, мистер Айсман, наверное, были жолнером?
Лёдник высокомерно шевельнул бровью.
— Я врач, ваша мость.
Лорд сделал одолжение недоверчиво
— На вас следы пуль и клинков, это может случиться везде. Но столько палок и плетей, что прошлись по вашей спине, возможно заработать только в армии, на флоте или на каторге.
Пан Агалинский кашлянул и опустил глаза. Он отлично знал, откуда у Лёдника шрамы от ударов, — постарался старший Агалинский. Профессор принял еще более надменный вид.
— Скажем так, ваша мость, я какое-то время находился в плену.
Лорд Кавендиш кивнул головой, показывая одновременно и легкое сочувствие, и свое безразличие к перипетиям Лёдниковой жизни. И снова уставился на пана Агалинского.
— Предлагаю васпану еще одно экзотическое впечатление: я знаю приятное кафе с избранной публикой, где можно покурить очень интересный табак, привезенный с островов. До утра вы будете путешествовать в своих самых смелых мечтах. Составите компанию, васпан?
По лицу лорда пробегали тени придорожных деревьев, будто темные ангелы. Пан Агалинский, которого Лёдник на всякий случай незаметно толкнул локтем, вздохнул и отказался.
— Тогда, ваша мость, продайте мне своего телохранителя-доктора. Это чрезвычайно интересное сочетание — совершенный убийца и лекарь в одном лице.
Вялый голос лорда Кавендиша звучал так, что непонятно было, то ли он шутит, то ли говорит всерьез. Ясно было одно: не приведи Господь его разозлить.
После вежливых объяснений Лёдника, что он больше не продается, лорд уставил светлые невыразительные глаза на фехтовальщика:
— Дело только в цене. Вы же сегодня продавали свою жизнь. И я продавал — за бокал риска. Ты создаешь круг — или идешь в круг. Я люблю попробовать и то, и это. Год назад мы придумали одно интересное развлечение. Слышали о могавках?
— Нет, ваша мость.
Лицо лорда стало, как у тиуна над сонными жнеями.
— Мы так называемся в честь индейцев. Краснокожие тоже не обременяют себя рассуждениями о ценности человеческой жизни. Представьте себе: идет по улице, оскверняя ее своим присутствием, какой-нибудь вонючий оборванец. Или пузатый горожанин, который мечтает быстрее очутиться в постели рядом со своей толстенной женой. И вдруг оказывается в кольце вооруженных шпагами джентльменов в черных плащах и масках. Он начинает потеть от страха и нащупывает кошелек. И тут чувствует укол в поясницу. Поворачивается. И снова его колют сзади. Он снова поворачивается. И снова его колют в спину. Задача в том, чтобы придать движениям жертвы динамичность, чтобы он вертелся как можно быстрее, и это напоминало танец. Чем неповоротливее и уродливее жертва, тем более смешно получается. Особенно интересно с женщинами. Они визжат, подпрыгивают, выгибаются.
— Вы и женщин останавливаете? — возмутился Прантиш.
— А что?
Вырвича даже трясло от гнева.
— Такие занятия недостойны шляхтича, ваша мость!
— Или ты создаешь круг, или стоишь в
— Да Балтромей порезал бы ваших «могавков», как лягушек на лабораторном столе!
Лорд не успел ответить, шустро влезла Полонея:
— Сэр Кавендиш, не знакомы ли вы с многоуважаемой леди Кларенс? Возможно, пан будет так любезен что-нибудь рассказать чужестранцам об этой благородной женщине?
Богинская сделала все правильно: предотвратила возможный гнев лорда, отвлекла его внимание невинным вопросом, и вопрос был важным.
Вот только был ли он невинным, или лорд окончательно повредился умом, только глаза его остекленели, ангелец несколько раз ударил кулаком в стенку кареты, и кучер остановил лошадей.
— Прошу у ваших мостей прощения, но дальше везти не могу. Очень приятно было познакомиться, — с последними словами лорд потрогал опухшую челюсть. — Оревуар.
И, ей-богу, Вырвичу показалось, что в безразличных глазах лорда Кавендиша блеснула настоящая ненависть.
И нельзя сказать, чтобы всех очень огорчила необходимость покинуть карету, — в компании лорда они чувствовали себя, как иностранцы, которых в Несвиже, в гостях у пана Кароля Радзивилла, обслуживали вместо лакеев сморгонские медведи.
Избитый пан Гервасий Агалинский, порезанный пан Балтромей Лёдник, напуганная перспективой похищения панна Полонея Богинская и подавленный тем, что не удалось совершить подвиг на глазах Прекрасной Дамы, студиозус Прантиш Вырвич возвращались в гостиницу «Дуб и Ворон», к теплу камина. Прантиш нежно прижимал рукой спрятанную под рубашкой стопку заработанных литвинской кровью денег.
Глава четырнадцатая
Ящик Пандоры
Как говорил старший Данила Вырвич, возвращаясь из корчемки с пустыми карманами, быстро пришли, быстро ушли, что медные, что золотые.
Бумажные тоже долго не продержались. Важный дворецкий занес тысячу фунтов на серебряном блюде таинственной леди Кларенс, которая так и не появилась покупателям на глаза, тут же выбежал шустрый молодой человек в синем суконном камзоле, как оказалось, нотариус, договор на покупку кирпичного помещения в Кларкенуэлле на имя мистера Балтромея Лёдника был составлен, подписан, заверен.
И вот они стоят перед мрачным строением, кутаясь в плащи от студеного ветра, и плохие предчувствия мельтешат вокруг и жалят, как дикие пчелы.
— Поздравляю, доктор, у тебя сейчас есть собственный дворец в Ангельщине! — захохотал пан Гервасий.
Квакеры оставили пустые стены, спартанскую мебель и устойчивый запах ладана. Интерьеры были новому владельцу неинтересны, гостей, как вурдалаков и крыс, влекли подземелья.
Вырвич в дрожащем свете свечей спускался по сырым каменным ступеням и вспоминал, что так же пришлось бывать в подземельях Слуцка, Менска, Полоцка, и сколько там пережито страшного и впечатляющего. Оставалось надеяться, что в лондонских подвалах все будет проще. И конечно, что там вообще что-то будет.