Авантюры студиозуса Вырвича

Рублевская Людмила Ивановна

— Та-ак, перед нами arbor raritatis, редкое дерево, — профессор водил длинными пальцами по очертаниям барельефа. — Таким образом доктор Ди определял человеческую жизнь. На каждом ярусе дерева человек проводит семь лет, а потом делает выбор, куда двигаться дальше. Видите, разветвле­ние в форме буквы ипсилон? Семь — сумма мужской цифры три и женской четыре. Поэтому задачу на каждом этапе человек должен решить двойствен­ную. Завершенность — это восемь ступеней. В возрасте четыре на семь, это значит, в двадцать восемь лет, главный выбор — или мы делаемся эгоцентри­ками и тиранами, выбирая материальный

мир, или пневматиками — через эле­менты воздуха и воды поднимаемся к духу огня, становимся философами. И последняя ступень перед посвящением — пятьдесят шесть лет. Буква I. Прямой путь наверх.

Параллельно своим рассуждениям профессор нажимал на соответствую­щие части барельефа. Плита предсказуемо отъехала.

— И не тошнит его от всех этих знаний? — пробурчал пан Гервасий и полез вслед за панной Богинской, которая уже заскочила в новое помещение.

— Гроб, что ли? — напряженно спросил пан Агалинский, рассматривая длинный ящик из покрытого черным лаком дерева, занимавший почти всю маленькую комнату.

Лёдник внимательно осмотрел сводчатые стены, каменный пол, просту­кал, пощупал.

— Здесь больше ничего нет. Доктор был позер, если бы еще что-то спря­тал — оставил бы философские загадки. Давайте это вынесем на свет.

Ящик оказался подозрительно легким. Прантиш, которого все-таки разо­брал азарт, убеждал себя, что, возможно, Ди придумал небольшой огненный меч, что должен помещаться в руке.

А наверху их ждали.

Действительно, не могло все оказаться таким простым. Около двух десят­ков, вооруженных всем, чем могут быть вооружены наемники на службе у очень важной персоны.

А вот и та персона.

Ящик ударился об пол, Лёдник, Прантиш и Агалинский выхватили сабли, панна Богинская предусмотрительно спряталась с кинжальчиком за спину «мистера Айсмана», чемпиона уличного боя.

К ним подходила Пандора.

Такая же, как та, что сидела в лаборатории Виленской академии. Толь­ко глаза поменьше, нормальной человеческой величины, и стала постарше. Этой Пандоре, в модном платье из светло-серого шелка и лазурного бархата, усыпанном жемчугами и расшитом серебром, с белым мехом, небрежно наки­нутым сверху, в синей шляпе, украшенной тем же белым мехом, можно было дать лет двадцать пять. Но привычно властное лицо, властное до жестокого, было будто не зависящим от возраста — не лицо, а маска, не человек, а «сим­вол в парче с лилиями».

— Открывайте! — скомандовала Пандора по-немецки, и ее слуги заво­зились с медными полосами, перетягивающими ящик.

— Нужно понимать, имеем честь видеть леди Кларенс? — вежливо по-немецки промолвил Лёдник, склонившись в светском поклоне.

— Можете называть меня и так, — рассеянно ответила Пандора, внима­тельно наблюдая за процессом открывания черного ящика.

— Совсем как в античном мифе, — прошептал Прантиш профессору. Тот улыбнулся уголком рта. Прекрасная Пандора снова собиралась открыть чер­ный ящик, в котором были спрятаны все беды человечества.

Наконец крышка отлетела, и заинтересованные лица жадно уставились внутрь. Ничего подобного на меч там не оказалось, но леди Кларенс выхва­тила серебряный футляр, в каком обычно хранили древние пергаменты. Слуга почтительно помог его развинтить, достал пожелтевшие

рулоны. И леди углу­билась в изучение бумаг. Королевские печати, висевшие на прикрепленных к пергаменту шнурах, свидетельствовали, что это не просто стихи или частные письма, а клейноды. Документы особой важности.

Пан Гервасий оттолкнул плечом слугу, который стоял у ящика, и пощупал непонятную конструкцию, оставшуюся внутри: похоже на футляр для чего-то длинного, с установленными под разными углами зеркалами. Полонейка тотчас взяла другую удивительную вещь — хрустальный череп. Сделанный невероятно точно, можно даже было представить, что это действительно останки такого вот прозрачного хрупкого человека. Или не человека? Ибо череп был как-то слишком вытянут. Лёдник же ухватил тетрадь в твердой кожаной обложке, которая лежала в том ящике, полистал, вчитался.

— Ну, старый мошенник! — вдруг вырвалось у профессора. — А я — ста­рый дурак. — с огорчением признался тут же. — Дротики Индры, световая энергия, «есть многое на свете, друг Горацио.» Фокусы, и только!

— А вы ожидали найти здесь что-то научно стоящее? — насмешливо спросила леди, удовлетворенно сворачивая прочитанные пергаменты. Ее немецкий был совсем без акцента. — И в такую даль за этим приехали? То, что доктор Ди — мошенник, вы, известный профессор Балтромеус Лёдник, должны были знать.

Профессор почтительно поклонился.

— Ваша светлость меня знает?

Пандора, как величайшую ценность, положила клейноды в золоченый ящик, который ей с поклоном подал лакей, с помощью прислужницы уселась на принесенную обтянутую бархатом скамеечку, погладила собачку, неприят­но маленькую, пушистую и плоскомордую, поднесенную ей вторым лакеем, и только тогда сделала одолжение ответить.

— За вами наблюдали, доктор. Когда вы захотели приобрести строение «Огня и железа», я сразу заподозрила, что мы с вами уже встречались. Только я была в восковом виде. Надеюсь, вы не снимали с меня платье? По расте­рянной физиономии этого молодого человека вижу, что снимали. Ну и как я вам — понравилась, васпан?

Леди захохотала, глядя на смущенного студиозуса, — видно по всему, она занимала такое высокое положение, что могла себе позволить вольные шутки и не обременяться соблюдением этикета в разговорах с теми, кто намного ниже.

Панна Богинская решила, что по своему статусу она из их компании боль­ше всех соответствует леди, и шагнула вперед, держа под мышкой хрусталь­ный череп, который, похоже, твердо намеревалась присвоить.

— Позвольте представиться, ваша милость, я княжна Полонея Богинская, сестра генерал-майора войск Великого Княжества Литовского князя Михала Казимира Богинского. Признаться, я не совсем понимаю, что происходит.

— Восхищаюсь смелостью княжны, которая решилась на такую авантю­ру, да еще переодетой в мужской костюм, — промолвила с легким поклоном леди Кларенс. — Поверьте, ваша мость, я не насмешничаю, я и сама способна на такие приключения, — леди снова засмеялась, хотя ее серые глаза оста­вались холодными, как горный хрусталь. Пандора подала знак, и для панны Богинской тоже принесли красивую скамеечку, на которую панна сразу же торжественно и уселась, демонстрируя привычку к придворному поведению.