Аварийный взлёт

Левит Ирина

— Сергей Геннадьевич, как там Ольга Валерьевна? Поправилась?

Извечно жизнерадостное лицо старшего лейтенанта (которое просто просилось на плакат «Полицейский — лучший друг граждан!») на сей раз прямо-таки сияло.

— К счастью, поправилась. Вот сейчас поеду ее забирать из больницы.

То, что забирать будет именно Дергачев, Севастьяна не удивило. В его представлении, вероятно, события последних дней переплели начальницу VIP-зала с начальником САБа.

И что теперь? Расплетаться?..Или все-таки нет?..Сергей хотел, чтобы — нет. А чего захочет Ольга, он не знал. Он никогда не считал себя знатоком женщин. Он как влюбился в

шестнадцать лет, как женился в восемнадцать, как прожил с женой двадцать пять лет, так и не успел разобраться.

— А меня полковник Купревич лично благодарил. И обещал похлопотать, чтобы мне премию выписали! — радостно сообщил Гаврюшин.

— Это правильно, — согласился Дергачев.

— А Аркадий Михайлович пригласил сегодня на обед в ресторан.

— Отлично.

— А вчера мы с Никитой, Старчуком то есть, болтали, мы же с ним приятели с детства, так вот он считает, что с Огородовым все сложнее. Что он совсем не дурак. Что на кой черт ему таким макаром от Лавронина избавляться? Ну да, Лавронин — глыба, его просто так не подвинешь, только он Огородову сильно помогал, а совсем даже не мешал. Никита считает, что там на самом деле все более запутано.

«Докопается въедливый Никита, наверняка докопается. Как бы Лавронин ни старался. А с другой стороны, ну и что? Старчук ведь не сентиментальная барышня», — подумал Дергачев, вслух же произнес:

— Ну да, запутано. Но, думаю, разберутся…

К больнице Сергей подъехал ровно в двенадцать и в приемном покое обнаружил Ольгу. Одетую в привезенные накануне джинсы, кофту и курточку — совершенно по-домашнему, как никогда не одевалась на работе. В ней уже не было той бледности, той жалкости, той незащищенности, которая столь сильно поразили Сергея, когда он первый раз пришел к ней в палату. Но и прежняя «протокольная дама», начальствующая над VIP-залом, в ней никак не угадывалась. Она просто стала другой. Какой-то родной…

— Оля… — он на мгновение запнулся. Да, там, в больничной палате, он стал называть ее просто Олей и на «ты», а она его — просто Сережей и тоже на «ты». Но, может, сейчас она вновь превратится в Ольгу Валерьевну? — Нина Григорьевна обед приготовила.

— Сережа… — она тоже на мгновение запнулась. — А еще Нина на ужин пригласила… Велела, чтобы ты был.

Ольга сказала «ты», и у Дергачева от сердца отлегло: значит, ничего не будет меняться. По крайней мере, в худшую для него сторону.

Обедали не спеша, хотя Ольга спросила, не торопится ли он, а Сергей ответил, что не торопится, отгул взял.

Во время борща позвонили Егоровы-старшие. Расспрашивали, что и как, Ольга уверяла: все отлично. Во время кофе позвонила дочка Сергея, сообщила: все прекрасно, беременность переносит хорошо, с будущим ребенком проблем нет. Сначала Сергей хотел выйти из кухни (неловко было вести совсем уж личные разговоры при Ольге, которая ни к чему этому не имела никакого отношения), а потом передумал. Чего скрытничать? Ну да, он вроде как ухаживать пытается, а сам почти дед. И что с того? Он юным мальчиком не прикидывается. Да и Ольга — не юная дева, хотя до бабушки ей далеко, впрочем, у нее и детей нет. Интересно: почему? Вообще-то этим вопросом он задался только сейчас, раньше даже не задумывался. И в данный момент не задумался, что, возможно, детская тема может оказаться болезненной, просто вдруг захотелось поделиться, и он сказал:

— Оля, дочка моя звонила. Она ребенка ждет. Я стану дедушкой.

—

Да-a? — Глаза у нее слегка вспыхнули и тут же словно дымкой покрылись. — Это чудесно! — произнесла она отчего-то мечтательно. — У тебя взрослая дочь и ты скоро станешь дедушкой. — Вздохнула и добавила: — А у меня с детьми не получилось… Я не понимаю — почему. И никто не понимает. Видимо, не судьба…

— Ты из-за этого с мужем развелась? — спросил Сергей и тут же сам на себя разозлился. Ведь сроду словесным недержанием не страдал, вообще не слишком-то считался разговорчивым, а тут брякнул. — Извини… — пробормотал он, но Ольга лишь плечами пожала:

— Это не я с ним развелась, а он со мной. И — да, в основном из-за детей. Но не потому, что у нас их не было, а потому, что я очень хотела, чтобы были. А его это как-то не очень волновало. И он от меня устал.

— То есть как — устал? — не понял Сергей.

— Ну, наверное, так, как люди устают от долгого ремонта. Вроде все делается, чтобы стало хорошо, как хочется, как запланировали, а это длится, длится… И в конечном счете для кого-то это становится невыносимым.

— Надо же… — задумчиво проговорил Сергей. — А я, похоже, всю жизнь провел в ремонте. То есть моя жизнь постоянно находилась в ремонте, хотя я это не очень замечал. А жена замечала, потому что она этим ремонтом и занималась. Ну, она так считала и в общем-то, наверное, была права. И в конечном счете она от меня устала. Вот так и сказала.

Дергачев никогда не отличался откровенностью. Особо близких друзей, вот так, для задушевных разговоров, у него никогда не было, а некогда самый близкий человек, жена, и так знала про него все, и даже, оказалось, больше, чем знал про себя он сам. Но сейчас словно лопнула тонкая крепкая пленка, в которую Сергей был герметично упакован, и полились слова. В какой-то момент он даже несколько испугался (куда его несет?), однако Ольга неотрывно смотрела ему в глаза и слушала так, будто он рассказывал нечто исключительно интересное и принципиально важное. Выплеснув все слова, он замолчал, и Ольга вдруг смущенно сказала:

— Знаешь, Сережа, а мы с Ниной тебя волком называли.

— Волком?! — изумился он.

— Нам казалось, ты внешне похож… И мы тебя побаивались. Вернее, Нина-то, конечно, нет, она никого не боится, она к тебе просто настороженно относилась, а я — да. Вот почему-то…

Ужин Кондакова устроила по принципу «пир — на весь мир». Последним кулинарного изобилия не выдержал Казик.

— Ах, дорогая Нина Григорьевна, вашу изумительную еду я буду долго вспоминать в минуты голода! — с пафосом провозгласил он.

— Вы что, голодаете? — недоверчиво уточнила Кондакова.

— Представьте себе, регулярно стою на грани, причем не по своей воле!

Нина Григорьевна, Ольга и Сергей деликатно, но на удивление дружно покосились на объемный живот Казика.

— А-а-а… — Казик похлопал себя по животу, — это ничего не значит. Все дело в моей сестре Софочке. Она совершенно на меня не похожа! Она с детства очень худая, а я с детства толстяк. Софочка относится к еде очень разумно, а я обожаю много и вкусно поесть, причем все то, что мне нельзя. Софочка считает, что от обжорства я получу инфаркт и инсульт, а я считаю, что всё это я получу на нервной почве. Потому что Софочка все время пытается посадить меня на диету, накормить чем-то ужасным, но малокалорийным, а я все время хитрю, изворачиваюсь, чтобы добыть нормальную еду.