Аватар бога
Шрифт:
– Вот и подтверждение! – воскликнул парень.
– Какое подтверждение?
– Что мы имеем дело со сверхъестественными силами.
– Или кто-то настойчиво пытается подвести нас к подобному выводу!
– Но зачем? Не проще ли выбрать какой-нибудь более правдоподобный путь?
– Ты прав. Все это слишком невероятно. Тогда какое возможно объяснение?
– Я же говорю…
– Чепуха! Не верю! Ладно, давай навестим твоего барабанщика.
– У нас же нет ключей…
– Зато есть отмычки. – Суворов извлек из барсетки несколько причудливого вида никелированных крючков. – Надо думать, замок там простенький. Пойдем, посмотрим.
– Но… Это же нарушение неприкосновенности чужого
– Ничего мы ломать не будем. И потом… Неужели тебе не хочется разобраться во всей этой чертовщине?
– По правде, хочется больше всего на свете, но я боюсь увязнуть еще глубже. Что, похоже, и происходит.
– Твои опасения обоснованны, но теперь нас двое, а вдвоем пропадать веселей. Поэтому рискнем.
– А если увидят соседи?
– Даже если увидят, шум поднимать вряд ли будут. Во-первых, времена нынче суровые, проявишь инициативу – себе же во вред, а во-вторых, сам же говорил: этот Шурик – пьянчуга, тащить у него нечего… Да к тому же, если верить некоей старухе, он умер. Так что мы ничем не рискуем.
Доводы нового знакомого показались Толе довольно убедительными, и хотя его милицейское прошлое призывало к осторожности, он решился. Крадучись, они вышли из квартиры. Суворов прислушался, в подъезде все было тихо. Он подошел к двери, за которой якобы обитал умерший, взглянул на замок, небрежно махнул ладонью, показывая: дело-то плевое. И действительно, потребовалась всего минута, и дверь распахнулась. В ноздри ударил спертый воздух нежилого помещения.
– Похоже, здесь действительно давно никто не живет, – задумчиво проговорил Суворов.
– Как это не живет? Только сегодня утром вино пили, бутылки должны остаться, стаканы… Голубенькие такие… Конфетками мы закусывали.
Они вошли в комнату. В ней царило запустение. На замызганном столе лежал слой пыли, бутылок и стаканов не имелось и в помине.
– Ничего не понимаю, – растерянно произнес Толя. – Как же так?
Суворов разглядывал убранство комнаты. Обратил внимание на висящие на стенах плакаты рок-звезд.
– А они-то были? – он указал на плакаты.
– Да были, были! Я еще спросил, знает ли он этих ребят? Он подтвердил. Играл, говорит, с ними.
– Играл, говоришь? В такие же интересные игры, как и с тобой? Ладно. Стол тот?
– Во всяком случае, похожий.
– В обстановке ничего не изменилось?
– Как будто нет.
– Где же тогда бутылки? И почему пыли на столе полно, а следов, что за ним сидели и пили, никаких? Как ты это объясняешь?
Толя недоуменно развел руками.
– Хорошо, постараемся разобраться. – Суворов обвел комнату внимательным взглядом. – Давай начнем с пола. – Он нагнулся и присмотрелся. – Очень похоже, стол откуда-то принесен. Возможно, из соседней комнаты или кухни – кругом пыль, а вокруг ножек и от порога пол тщательно протерт. Хотя потом, уже после уборки, присыпан пылью, но она явно отличается от той, что по углам. Хитро! Идем дальше. Приступаем к осмотру обстановки. Прямо скажем, твой друг-барабанщик, если он, конечно, тот, за кого себя выдает, жил не очень богато. В этом нет ничего удивительного, не на всех с небес сыплются лавровые венки и баксы. Плакаты явно висят здесь не один год, пожелтели, пожухли… По логике, музыкант должен иметь хотя бы плохонький магнитофон или проигрыватель. Таковой присутствует. Электрофон «Вега», вещь, по нынешним временам, реликтовая, почти антикварная. Пластинки… – Суворов перебрал стоявшую рядом с проигрывателем пачку виниловых дисков, – тоже древность. В основном двадцатилетней давности производства фирмы «Мелодия». Книги… Таковые отсутствуют. Очевидно, алкоголь и музыка полностью заполняли культурный вакуум данного индивида, не оставляя места для прочей ерунды. Одежда… – Суворов растворил древний
На фотографии была изображена похоронная церемония на кладбище. У открытого гроба стояли потрепанного вида мужчины, а ниже имелась надпись:
«Господина Шуру Доместикова провожают в последний путь.
Стучал всю жизнь на барабане, а умер дома на диване.
Пред вами жертва суррогата и бестолкового медбрата».
– Почерк всюду один и тот же, – удивленно заметил Суворов. – Он что же, сам себе эпитафию написал? Чепуха какая-то! Ты, Анатолий, приглядись повнимательнее: этот ли человек пил с тобой портвейн, а потом завел в кукольный вертеп?
Толя долго таращился на фотографии.
– Вроде он. В гробу, правда, лица не разберешь, а на остальных снимках он моложе, но похож, определенно похож.
– Где театр находится?
– Я же рассказывал… От Горбушки мы еще полчаса топали. Я тот район не знаю. Шли какими-то переулками, дворами… Помню только – домина шестнадцатиэтажный, внизу большущий магазин, а в торце этот театрик. Только внутрь мы прошли через подсобки…
– Понятно. – Суворов взглянул на часы. – Время позднее. Пора по домам. Но в завершение еще несколько вопросов. Ты что собираешься делать дальше?
– В каком смысле?
– Будешь искать?
– Не знаю… Наверное, откажусь. Пойду к Дамкеру, расскажу, что и как. Он поймет. Старик хороший.
– А может, поработаем вместе?
– Вы это серьезно?
– А почему нет? Чувствую, дело сложное, канительное. Сроку у меня – неделя. Два дня уже прошло. Боюсь, не успею, а заказчик, похоже, серьезный. Поэтому для ускорения процесса готов привлечь тебя. Конечно, не бесплатно. Поделюсь, можешь не сомневаться. И в случае успеха дам значительно больше, чем твой Дамкер. Ваши с ним отношения – это твое дело. Я на долю не претендую. Так как?
– В общем-то, можно, – неуверенно произнес Толя, – хотя я не понимаю…
– Тогда так. Завтра отправишься к своему доброму Дамкеру и скажешь примерно следующее: «Ситуация весьма серьезная. Боюсь, Райский попал в беду. Отыскать его сложно – нужны дополнительные сведения». Пусть Дамкер нажмет на его мамашу, и та подробно расскажет о сынке, о его женах… Обо мне не упоминай. Как только переговоришь с мамашей, тут же звони по сотовому телефону. Вот номер. – Он протянул Толе визитную карточку. – И, смотри, не пей! На этом все. Пошли отсюда…
Глава 6
По некоему стечению обстоятельств как раз в этот момент на сцене появляется новый персонаж, чья деятельность придала всему действию совершенно иную окраску. Но все по порядку.
Валентин Никомедов был известен в многочисленных редакциях столичных изданий под прозвищем «Валюн», он не стремился стать «штатной единицей» даже самого крупнотиражного и престижного издания, предпочитая свободу. Газет в Москве десятки, и если подходить с умом, можно зашибать неплохую деньгу, оставаясь при сем независимым. А со свободного художника какой спрос!