Аватар Х
Шрифт:
— Дядь, а дядь? — Тряхнул меня за рукав Малек. — Тебя чего, тоже на слезу пробило? По-фашистски шпрехать могешь?
— Я-я, натюрлих! — Вылетело из меня на автомате.
А немецким-то я все-таки тоже владею! Хотя, если логически подумать, разведка и диверсионная деятельность в тылу врага, как бы обязывают к знанию языка. Это уже, наверное, чисто мой «багаж знаний», а не тот, другой… Который больше на шизу похож.
— Вижу, тоже шпрехаешь, — довольно улыбнулся пацан. — На фронте наблатыкался?
— Ну, а где же еще, по-твоему? — Потрепал я его по плешивой шапке-ушанке. —
— И не только слезу, дядя! — с гордостью ответил Малек. — Еду, шоколадки, а порой даже и рейхсмарки в шапку совали, морды немецкие! Одним словом, при фрицах с голодухи ноги не протянул, и теперь не помру! — вполне оптимистически заявил шкет.
— А может, ну его — такую жизнь? — спросил я пацана. — Давай, я тебя в детский дом отведу. Там и кормят, и одевают. Да и учиться тебе надо, пацан, если плохо кончить не хочешь…
— Да ты сдурел, дядя! — фыркнул Малек. — Какой, нахрен, детдом? Я — птица вольная! Сегодня здесь, а завтра там!
— Ну, как знаешь… Но, если вдруг желание появится, найди меня — помогу.
— Заметано, дядь, — произнес мальчишка. — А сейчас не поможешь чем? Хоть жратвой, хоть денюжкой. А?
— Увы, Малек, сам на мели, — не стал я скрывать. — Никакой даже самой завалящей копеечки в кармане нет.
— У-у-у! — недовольно наморщил нос беспризорник. — А еще меня уму-разуму учишь. Таки где Карась-то, дядя? — Вновь вспомнил пацан с чего начинался наш разговор.
— За Карася своего можешь забыть — не увидишь его больше, — сообщил я мальцу. — Завязать он решил, и вообще из города уехал. Далеко… на севера… И кореша своего с собой прихватил. Абрека.
— Мусора, что ль, их повязали? — По-своему понял мои слова беспризорник.
— Ну, типа того, — уклончиво ответил я.
— Не-е-е, — протянул он, — че-то ты свистишь, дядя! Ни воронка, ни легашей не было!
— Но их ты больше точно не увидишь. Гарантию даю, — заверил я беспризорника. — Убыли они… На вечное поселение…
— Так это… — Вновь почесал нечесаные вихры под шапкой Малек. — Что ли долю в общак седни можно не заносить? Раз собирать некому?
— Можно, — подтвердил я. — Гуляй, рванина!
— Ребя, живем! — обернувшись к кучке таких же малолетник беспризорников, настороженно выглядывающих из-за большой афиши кинотеатра, крикнул Малек. — Карася и Абрека повязали! Ну, всё, дядь, наше вам с кисточкой!
— А ты, Малек, насчет детдома подумай… — произнес я напоследок. — А то профукаешь свою жизнь, как Карась с Абреком!
— Ой, дядь, не учи ученого! — выдал Малек, срываясь с места.
Я с грустью посмотрел ему вслед. Ведь сколько еще таких вот пацанов бродят неприкаянным по просторам нашей необъятной Родины, попрошайничая, воруя, хулиганя, пополняя ряды банд и, в конце концов, попадая за решетку? А то и просто отдавая Богу душу за ни за медный грошик? Но как с этим справиться, я, откровенно сказать, и не представлял вовсе. Я ж не Макаренко[2] какой…
Интересно, а кто этот Макаренко, чья фамилия, словно чертик из коробочки выскочила из моей утраченной памяти?
Пацаны о чем-то увлеченно спорили, стоя рядом с кассой кинотеатра, в котором, судя по вывеске, прокатывали картину «Иван Никулин — русский матрос». Наконец, беспризорники о чем-то явно сговорившись, окружили окошко кассира, протягивая выцыганенную о прохожих мелочь. Понятно, в киношку намылились, догадался я. И это притом, что особо сытым никто из ребят не выглядел. Вот она, волшебная сила искусства! Не хлебом единым, как говорится…
Остаток пути прошел без каких-либо происшествий. Я дошлепал до стандартного серого двухэтажного дома, которые позже назовут «сталинками», что в отличие от «хрущевок»… Стоп! Опять началось? Откуда в очередной раз вылезло это «позже»? Может быть, действительно наведаться к Мозголому, адрес которого мне всучил Медик Рыжов?
Похоже, что придется. Может быть, он сумеет навести у меня в черепушке относительный порядок. Иначе, этот раздрай в голове окончательно сведет меня с ума. А там и до смирительной рубашки и «желтого дома» рукой подать. А я не хочу! Я могу еще много пользы принести своей стране и советскому обществу! Причем я в этом абсолютно уверен. Вот, не знаю, почему, но это именно так…
Зайдя в подъезд, я прошел по темному коридору, освещенному одной тусклой лампочкой до своей комнаты в коммуналке, где мы проживали вместе с сестрой. Вынув из кармана ключ, переданный мне капитаном Заварзиным (сестренка не забыла оставить, убегая на работу), я содрал бумажную «пломбу», опечатывающую место преступления, и прошел внутрь.
Да уж, разгром внутри был знатный: засохшая кровь, грязища на полу, нанесенная со двора товарищами из органов, понятыми и прочими зеваками, норовящими сунуть нос в каждую щель. Центральное отопление в доме отсутствовало. Да еще кто-то, уходя, позабыл закрыть форточку, и в комнате было довольно зябко.
Но это, наоборот, было хорошо — иначе кровь, как моя, так и ликвидированных мною бандитов могла бы протухнуть. А вывести этот запах смерти и разложения, можете мне поверить, не так уж и просто. Уж я-то знаком с ним не понаслышке — на фронте с первого дня войны… Ага, вот и еще кусочек «пазла» сложился. Память, пусть медленно, но восстанавливается!
Первым делом я растопил небольшую буржуйку, стоявшую у единственного окна, с трубой, высунутой за окошко. Рядом с печкой обнаружилась небольшая поленница, спички и старая мятая газета для растопки. Тут же лежал и маленький «туристический» топорик, которым я принялся щепить одно из полешков.
Топорик оказался тупым, как пробка, поэтому пришлось немного помучиться, поскольку точильный камень мне обнаружить не удалось.
Растопив, наконец, буржуйку, я набрал воды в обнаруженный под моей кроватью оцинкованный таз и поставил его на печку — пусть греется. Отмывать кровь и грязь теплой водой куда приятнее, чем ледяной и сводящей пальцы от холода.