Авдотья и Пифагор
Шрифт:
Майор что-то быстро сказал в рацию на пилипино, тут же нарисовались два солдатика с носилками. Раненый беспрекословно улегся на развернутое полотнище, и его чуть ли не бегом уволокли в санчасть.
Туда же через минуту подошли остальные.
Дуняша, сопровождаемая восхищенными взглядами служак, направилась к пляжу — все было на расстоянии вытянутой руки. А Пиф, тщательно вымыв руки, занялся левой ногой стрелка.
На вид она была крайне неприятной: внешняя сторона бедра чуть не до колена — аж красно-синяя, вся в засохшей крови. Причем
Однако мощная остроносая пуля через всю ногу — сверху донизу — никоим образом не проходила, пробив лишь мягкие ткани и самостоятельно выйдя наружу: испуганный фельдшерок все сильно преувеличил. Дополнительное везение — не задеты ни крупные сосуды, ни нервы. Короче, очень больно, очень страшно, на неопытный взгляд, и почти безопасно (по крайней мере — если правильно лечить).
Пиф, внимательнейшим образом все осмотрев и ощупав — мальчишка мужественно терпел боль, — теперь полностью уверился в благополучном исходе.
В принципе, кроме самого факта самострела, больше особых проблем не предвиделось.
Фельдшерок хоть и здорово испугался, однако больших ошибок не наделал, разве что разрешил больному встать. Раненый получил обезболивающие и противошоковые препараты, был правильно перевязан и не потерял много крови.
Пиф попросил солдатика потерпеть и еще раз прошелся по его многострадальному бедру.
– До свадьбы заживет, — наконец улыбнувшись, вынес вердикт Светлов. — И без хромоты: в Пакано люди свое дело знают.
– Отлично, — сказал явно переживавший майор. Фельдшер тоже сразу повеселел, особенно после того, как Пиф в основном похвалил его действия.
На пути к самолету (Дуняша уже сидела внутри, так и не успев искупаться) Светлова остановил Антонио, который замешкался, о чем-то разговаривая с майором.
– Дима, а можно не эвакуировать раненого?
– Можно, — подумав, ответил Светлов. — Хотя снимок нужно сделать, ранение-то не совсем касательное.
– Пока что все случившееся — тайна, — замотал головой губернатор. — Если отвезти его в Пакано, парнишку уволят из армии — а он всю семью кормит, с работой сейчас тяжко. И майор не получит подполковника. В общем, такая ситуация.
– Можно в Пакано не возить, — подумав, сказал Пиф. — Но рентген нужен обязательно. У нас в госпитале, в Сан-Хуане. Не дай бог, я что-нибудь не заметил.
– Это исключено, — грубо польстил Антонио. — Ты видишь лучше рентгена. — После чего сделал Пифу конкретное предложение: — Я отвезу парня к нам, Имельда сделает снимки, ты посмотришь. Если все в порядке, то несчастного случая не было. Ну, может, пару раз еще с тобой слетаем на базу, для уверенности. Так будет лучше всем, о’кей?
– О’кей, — не стал спорить Пиф.
Все люди — одинаковы. Во всем мире, во всех странах. И если для их счастья не требуется нарушать обещание, данное Пифом старику Гиппократу, то какое ему дело до их внутренних раскладов?
– При условии, что рентген
– Разумеется, — быстро согласился губернатор и побежал обратно делиться с майором хорошей новостью.
В итоге сделка состоялась. Это, несомненно, была именно сделка: Антонио, кроме закрепления и без того теплых отношений, получил от майора акваланг с гидрокостюмом, мощную армейскую радиостанцию с большой раскладной антенной — телефонная связь в Сан-Хуане часто сбоила, особенно во время гроз, а также три новенькие штурмовые винтовки и два ящика с патронами: похоже, в здешних краях оружие особо строго не учитывали.
Единственный момент: все вместе, с объемистым грузом и лежачим солдатиком, в маленькую «Сессну» не влезали.
Губернатор и тут нашел всех устраивающий выход.
– Я отвезу вас в бухту Радости, — предложил он Дуняше и Пифу. — Это десять минут полета. Потом заберу пацана и сдам его Имельде. Потом привезу его обратно и заеду за вами.
– Со снимками, — все же уточнил Пиф, хотя план ему очень нравился. И название бухты (в Москве они тоже катались с классом в бухту Радости на кораблике), и перспектива наконец-то остаться с Дунькой наедине.
– Непременно, — согласился тоже обрадованный губернатор: все складывалось просто великолепно.
«Сессна», совсем немного пробежав по бетонке, легко взмыла вверх и уже очень скоро пошла на посадку — теперь в гидрорежиме.
Опытный пилот, отлично знавший эти места, подвел самолетик совсем близко к берегу — при желании можно было сойти, не замочив ног. Однако море было таким чистым и таким теплым, что и Пиф, и Дуняша предпочли спрыгнуть прямо в воду.
– Вы тут не скучайте, — весело крикнул Антонио на прощание и, прибавив газу, начав выруливать на стартовую позицию.
Ребята остались одни.
Больше всего Пифу хотелось обнять Дуняшу за голые плечи, прижать к себе и, почувствовав наконец встречное стремление, нежно опустить ее в тень пышного куста на теплый песок.
Но сделал по-другому.
Она с утра хотела позвонить маме — ночью снилось что-то тревожное.
Пиф протянул ей телефон, благо прием и здесь присутствовал:
– Звони, Дунечка.
Она взяла трубку и посмотрела на Пифа, ласково и благодарно. У него зашлось сердце: Пиф понял, что сейчас все свершится. Лишь бы до мамы дозвонилась, чтоб не оставалось на сердце никакой тревоги.
Ничего, кроме любви.
20
Черно-серая лодка прибыла к Нандао под утро — уже начало светать: несмотря на штиль, шли на экономичном ходу, берегли горючее, и привлекать внимание к скоростным свойствам суденышка лишний раз не хотелось.
Впрочем, Марат отдавал себе отчет, что это перестраховка: ловить тунца съехалось довольно много рыбаков чуть не со всего света. В прямой видимости его мощного бинокля он насчитал семь яхт и больших катеров, радар же показывал гораздо больше засветок.