Авенджер. Сборник рассказов
Шрифт:
– Принесла нелегкая. Опять агитировать начнет. – В сторону простонал Игнат.
– А как без этого. – Агитатор приладил винтовку на бруствер, отряхнул шинель.
– Вот вы, товарищ, – обратился к Игнату, – который год семью не видели, пшеницу не сеяли? А вы, – посмотрел на молодого, – так недоучкой и останетесь?
– Так Отечество защищать надо! – Вскинулся молодой.
– А почему помещика с фабрикантом с нами в окопах нет? Это что не их отечество? И правильно – не их! Их родина везде, где за деньги можно купить власть и удовлетворить свои низменные потребности! Земля – она только для того, кто на ней работает. Земля – крестьянам! –
Игнат набрал землю в широкую ладонь, в грубых заскорузлых пальцах чернозем задвигался как мех норки. Крестьянин посмотрел на агитатора:
– Вот скажи мне, товарищ Ильин, у меня, к примеру, две коровы, свинюшки, куры с гусями. Я жилы рву, пуп надрываю, землю, стало быть, обрабатываю, пшеницу рощу, отдам часть хозяину и сплю спокойно. И вот на кой ляд мне все раздавать дармоедам городским, да нашим деревенским лоботрясам, а?
– А работников ты нанимаешь?
– Как же без них? Конечно. Одному с сыновьями не справиться в сезон!
– А работники разве пуп не рвут? Разве лоботрясничают? Так почему они голытьбой живут, а ты их за гроши нанимаешь? А сломается молотилка у тебя, за деталями к кому пойдешь, к тому же рабочему. Скоро труд крестьянина облегчат машины с бензиновыми двигателями. Придется тебе, Игнат, на старость лет за книжки засесть, мануалы читать.
Подтянувшиеся солдаты засмеялись.
– Ох, и балобол ты! – Усмехнулся Игнат.
– Теперь ты мне скажи, а зачем ты с помещиком делишься? Его почему в дармоеды не заносишь?
– Дармоед еще тот! Так земля его вроде, закон на его стороне, жандармы! Попробуй не отдай!
– Таки и попробуй, чего боишься? Винтарь есть у тебя.
– То на фронте, а то дома. Вы, большевики, воду мутите, по домам всех распускаете, а как немец на плечах в избу войдет?
– Не войдет! На той стороне такой же брат рабочий с крестьянином в окопе гниет. Оно ему надо, на чужой земле на своего дядю пахать? Немецкие коммунисты сейчас тоже революцию готовят.
– Что, не могете, стало быть, без мужика? Царя-батюшку зачухонили, а остальных буржуев кишка тонка?
– Ты, солдат, свою кишку сначала измерь. Вместе нам надо быть, вместе новый мир строить! А царь, как символ мировой несправедливости, должен висеть в петле! И будет висеть! – Раскосые глаза остекленели.
Агитацию прервал рев фугаса. С немецкой стороны раздались пушечные залпы. Солдаты скатились в окопы, сжимая винтовки, с опаской глядели в небо. Рев нарастал. Взрывы доносились из далекого тыла.
– Пристреливаются что-ли?
Ильин поднялся, посмотрел на восток. В полутора верстах рвались снаряды, земля комьями взлетала вверх, зеленый дым застилал горизонт, медленно двигался на запад.
– Газами решили потравить, суки!
Ильин присел к товарищам.
– Вот тебе и немецкий рабочий – эвон как революцию начал делать!
Сильные руки в два движения приладили штык к «мосинке». Ильин сдвинул брови:
– Чем за даром помирать, покажем немчуре, как может воевать
Ильин пристегнул полы шинели к ремню, вскарабкался на бруствер.
– Братушки! За мной, в атаку!
Следом сразу из окопа выскочил Андрей. За ним, вздохнув, полез Игнатий.
– Куда, молодой, поперек батьки. – Клацнул затвором.
Разноголосое «Ура!» покатилось от русских окопов в сторону врага.
Пальба сотни трехлинеек в разнобой да молодецкое «ура» лишь на несколько минут огорошили немцев. Деловито забубнили пулеметы, вдарила артиллерия обычными фугасами. Контратака начала захлебываться. Тут и там падали солдаты – кто матерно крича, кто беззвучно встречал смерть. У Андрея кончились патроны, с вытаращенными глазами он бежал со штыком наперевес. Впереди маячила широкая спина агитатора. Ильин бежал из стороны в сторону, изредка припадая на колено и прицельно стреляя.
Сзади пыхтел дядя Игнат.
– Мать моя! – По-простецки выдохнул студент.
Из немецких окопов выскакивали фигуры в привычных шинелях и касках, но вместо лиц была темная маска со стеклами вместо глаз и хоботом.
– Вперед, Андрюха! – Толкнул в спину дядя Игнат.
– Ты чего противогазов не видал? Это только нас офицерье на газы без защиты посылает.
Противогазы! Андрей даже развеселился от такого простецкого объяснения. Оказалось, радоваться было рано. «Противогазы» не кричали, зато ловко стреляли из карабинов. Выстрелы перемежал лай немецких офицеров. Большая часть русских солдат обратилась в бегство. Немцы их не преследовали, фигуры в противогазах окружили агитатора – тот тоже не стрелял, видно, закончились патроны, Андрея, Игната и еще нескольких солдат. Ощетинившись штыками, русские образовали круг. Со всех сторон на них нацелились карабины. Андрею было очень жалко умирать, Игнат тоже понимал безвыходность положения – убью десять раз, пока штыком дотянешься.
– Слышь, агитатор, сдаваться надо – всех положат за зря. Мальчонке вон жить и жить. Давай командуй.
Ильин воткнул штык в землю, остальные последовали примеру. Смерть на миру красна, да только цель еще не достигнута.
Военнопленные выстроились. Подошел немецкий офицер – галифе, пенсне, тросточка. Китель отутюжен, сапоги блестят – сразу видно штабная крыса. Ткнул тростью в красный бант:
– Большевик?
– Большевик, большевик. – На чистом немецком ответил Ильин.
***
– Вихри враждебные реют над нами, в бой роковой… – В молодости Александр Федорович собирался стать оперным певцом, потом артистом, даже подумывал об арене цирка. Но Февральская революция уготовила ему сцену, зрителями которой стали граждане всей Российской империи. Женщины его боготворили, мужчины копировали стиль одежды и телодвижения. Керенский провел ладонью по ежику серебристых волос, сунул два пальца в отворот френча, повернулся перед зеркалом.