Авеню Анри-Мартен, 101

Дефорж Режин

Франсуа не ответил, но не смог скрыть улыбки. Леа же громко рассмеялась, но тут же оборвала свой смех.

— Смейтесь, девушка, смейтесь, вам это очень идет… Прежде чем начнешь плакать, не грех и посмеяться. До свидания, прекрасное дитя, да хранит вас Господь. До свидания, месье, надеюсь, что больше никогда вас не увижу, — сказал он, толкнув дверь книжного магазина.

Прежде чем войти, он обернулся и, взглянув на них, произнес:

— Спасибо за все, что вы сделали для Сары.

Они

дошли до улицы Шерш-Миди, не обменявшись ни словом. В «Шатенье» зал был заполнен народом. Метродотель проводил их, указав места за длинным столом, накрытым на двенадцать персон.

— Надеюсь, что наши соседи окажутся не очень шумными, — сказал Тавернье.

— Я не принадлежу к числу гурманов, и мне не нравятся подобные места, — сказала Леа, осматриваясь вокруг.

— Я тоже, но пусть это не портит вашего аппетита. Я хочу, чтобы вы забыли обо всем, что не касается нас двоих; можете считать меня эгоистом, но сегодня у меня только одно желание: чтобы вы принадлежали мне одному.

— Возьмем бутылочку «Бордо». В этом вине — ароматы моей родины, и я хочу их почувствовать.

Через несколько минут официант принес высокую бутылку.

Отменные блюда ни в чем не уступали вину.

Строго следуя уговору, они болтали только о пустяках: юбках, которые постоянно укорачиваются, прическах, становящихся все выше, подпольных дансингах, стилягах, навязывающих моду всей молодежи, о совместных путешествиях, которые они совершат, когда закончится война… Под столом они касались друг друга ногами.

Мимо них прошло несколько человек: высокомерные мужчины с сияющими лицами, красивые женщины в броских туалетах. Они заняли места за большим столом, присоединившись к мужчине с телом атлета, грубым лицом, но живым и умным взглядом за толстыми стеклами очков.

— Кто это?

— Выдающийся человек, который, однако, губит себя: Жак Дорио, основатель ФНП, Французской народной партии. Нам далеко до кампаний «Возмущение народа против черного рынка и ресторанов», где за вечер выкладывают по пятьсот франков за человека.

— Однако сейчас вы в одном из этих ресторанов.

— Что правда, то правда.

Установившаяся гармония была разрушена. Ужин они закончили в молчании.

На улице, несмотря на упорное молчание Леа, он взял ее под руку.

— Не сердитесь, душа моя, у нас осталось так мало времени.

— Что вы хотите этим сказать?

— Завтра, в первом часу, я уезжаю.

— Куда?

— Этого я вам сказать не могу.

— Надолго?

— Не знаю.

— Вы не можете оставить меня одну!

— Что поделаешь, к тому же вы вполне в состоянии защитить себя.

— Сара тоже была в состоянии защитить себя. Видите, что они с ней сделали?..

Легкая тень пробежала по лицу Тавернье. Однако и он не мог сказать ей, как терзается от того, что вынужден бросить ее на милость Мазуи и его компании!

Он проклинал себя за то, что влюбился в эту девчонку. В его деле были недопустимы никакие чувства. Он рисковал сам и подвергал опасности свою подругу. После их короткой встречи в Монтийяке, сознавая опасность, он старался не думать о ней. По правде говоря, для этого ему не приходилось делать особых усилий. С началом войны девушки, даже самые целомудренные, стали более доступными. Жажда жизни была такой, что они забывали о приличиях и отдавались почти с такой же простотой, как и Леа. Но, вновь увидев ее, окрепшую и в то же время ставшую более хрупкой, он вновь испытал это чувство, которого избегал и которое, по его мнению, только осложняло жизнь.

— Почему вы молчите?

— Что я, по-вашему, должен сказать? Маль прав: связи нашей сестры вас защищают, во всяком случае, до тех пор, пока майор Крамер в Париже. На вашем месте я отправился бы в Монтийяк — по Крайней мере, из трех соображений: во-первых, ваш дядя Адриан и ваш дорогой д’Аржила будут недалеко…

— Откуда вы знаете?

— Знаю… Во-вторых, в вас нуждается мадам д’Аржила, а в-третьих, вы не можете оставить имение в руках управляющего.

— Если Лоран и дядя Адриан так близко, как вы говорите, то почему они ничего не сделали для Камиллы?

— Попытка что-то сделать могла лишь ухудшить ее положение. Кроме того, бежать из форта «А» невозможно. А из лагеря Мериньяк, напротив, выйти очень легко.

— Но я думала, что ее должны были выпустить?

— Этого не произошло.

— Почему?

— Не знаю… Наверное, чтобы вынудить Лорана совершить неосторожный поступок. Они часто так делают в надежде «расколоть» своего противника. Совершенно ясно, что они не смогли ничего вытянуть из Камиллы. Либо потому, что она ничего не знает, либо она проявила истинное мужество.

— Она способна на это. Несмотря на внешнюю хрупкость, это самая упрямая особа из тех, кого я знаю.

— К счастью для ее мужа.

Леа раздраженно пожала плечами.

— Я уверена, что она ничего не знает. Думаю, что последую вашему совету. Я вернусь в Монтийяк…

Продолжая разговаривать, они подошли к дому Леа.

— Вы подниметесь? — спросила она.

— Не могу, у меня назначено свидание. Постараюсь вернуться до начала комендантского часа. Если я не смогу прийти, не волнуйтесь…

— Успокойтесь, я не очень расстроюсь.

Почувствовав, что причинила ему своим ответом боль, она испытала на секунду злую радость, тут же сменившуюся ощущением пустоты. Она толкнула его в подъезд и там, скрытая от взглядов редких прохожих, прижалась к нему.

— Франсуа…

Он рукой прикрыл ей губы.

— Ничего не говори. Постой так, прижавшись ко мне. Поцелуй меня…

Эту ночь Леа провела в напрасном ожидании.

12