Август и все его камни

Катя Заяц

– Сними шкуру с брата. Ну?! – Август взял орудие и приказал себе успокоиться. Если старик возьмет его с собой, ему придется убить и разделать свинью. И в этот раз спрятаться от предсмертного визга в самой дальней комнате под столом зажав уши не выйдет. Это проверка, точно.

Но как только он вышел наружу и встал в пятне света перед доверчивым волчонком, голос разума затих. Там, под шкурой волка – Тимур, и ему будет больно даже если Август не прикоснется к шкуре ножом, дед не станет ждать и сам сдернет волчий покров. Так что он обхватил брата за холку и приставил лезвие к горловине. Наклонил острие и осторожно сделал

надрез, достаточный, чтоб в рану протиснуть большие пальцы.

Но волчонок, до того стоявший смирно, вдруг зарычал, вывернулся и вцепился в ранившее его предплечье: челюсти сомкнулись и тут же разжались, но волк уже вертелся на месте, поскуливая, не давая прикоснуться к ране. Руки деда быстро зафиксировали мелкого, зажав его между колен, и так же быстро протиснулись в рану, расширяя ее. Шкура отошла легко, как будто меж кожей человека и волка не было капилляров, но Тимур, выползший из нее, был весь в крови.

Тимка потянулся к брату, ощупывая место укуса. Он поднял на старшего брата темные глаза и виновато улыбнулся. Август же в который раз пытался понять, как так получается, что масса волчонка и масса двенадцатилетнего брата разные, а тело одно.

– Стыдоба! Иди умойся! – на Августа дед не смотрел.

– Не-а, я голодный, потом!

– Держи, – он наложил брату побольше мяса и напомнил себе выдать мелкому самую большую кружку чая, поскорее восстановить баланс жидкости и железа в организме.

Август спрятал улыбку в ложку: теперь подостывшее варево нашло связь с прилипшим к спине желудком и кусочки моркови, как и пластинки лука, напитанные мясным духом, распрямили стенки комочка мышц. Он понял, до чего замерз на табуретке у окна, сквозь рассохшуюся раму которого немилосердно дуло. Дед же, сидевший напротив, наоборот, раскраснелся от водки, когда Тимка, черный от волчьей крови, забрался на печь с тарелкой в ворох старых курток, как кот, и подал голос:

– Деда, это теперь с нами жить будет? – калека не смог обернуться и уже открыл было рот, но старик опередил его:

– ЭТО теперь ваш брат Павел Резов. Вы трое поделите обязанности по дому. – Август поперхнулся. – Что?

– А хвост у него от отца или от матери? – стук ложек затих, все уставились на Августа. Тимка подбежал к калеке и стянул тряпку, прикрывавшую ноги. Новенький, до того с трудом управлявшийся с ложкой, запачкавший супом подбородок, хищно улыбнулся и одним слитным движением обернулся змеиным хвостом вокруг Тимура, а человеческим торсом навис над мальчиком и, дурачась, засунул жертве два пальца в ноздри.

– Похож на поросенка, а? – Август оцепенел. Чертов наг²! Змеиный ублюдок!

Тимур, подыгрывая, хрюкнул, и Пашка сполз с него на пол, довольно неуклюже помогая себе хвостом, а больше работая руками, вылизывая холодный грязный пол рубашкой Августа, чтобы доползти к коляске, оставленной снаружи, под ступеньками.

– Деда, а к кому городские приехали? – старик не посмотрел на мальчика, а уставился на старшего. Август, не успевший цыкнуть брату, упорно заработал ложкой. – Я тут девочку в лесу видел, блондинку, точно не из наших, – он спешно встал, не доев, и вышел. Моргнув пару раз, различил в темноте дорогу к будке и счистил кости и вареную шкуру в миску псу. Хотел проверить воду, но из буды донеслось глухое рычание, так что подросток вернулся на кухню, где с ведра набрал воды в чайник. Сковырнул пару

жирных бляшек с расписанного хохломой бока.

– Сядь, чего стоишь.

– Ага, сейчас, – Август подергал отросшие прядки на затылке и загремел чашками в буфете с таким видом, будто если не выставить все три заранее, не ссыпать в самую большую мелиссы, а в две поменьше ромашки с мятой, наутро он проснется плешивый и искусанный блохами, а со спины посыпятся вши. Он вдруг вспомнил, что забыл проверить, мыл ли брат руки. А ведь тот этими самыми руками по голой земле… Приступ тошноты прервал окрик деда:

– Чего в лесу-то делал, а?! – Август вздрогнул, но вопрос был не к нему: Тимур съежился, будто пытался затеряться на фоне поеденной мышами женской дубленки.

– Так гусь того.. сбежал. Я за ним.

– Не бреши, собака! – старик стукнул кулаком по клеенке и столешница, скрытая под ней, гулко отозвалась; задребезжали ложки. Как обычно, он вспыхнул разом весь, будто дед внутри был не такой же мокрый и теплый как все, а полый, набитый порохом, как патрон. – Аж до леса?! – он выпучил глаза, – да вы никак, тут опять в свой телевизор вперлись, а хозяйство кому? Приходите, бродяги и цыгане заходите, весь дом вынесите, это пусть, ба-а, пока эти остолопы не насмотрятся! Собираешь все по кирпичику, по крупинке, я все в дом, все в дом! Так не-е-ет, вы, бездельники, все рас.. рас.. – старик запнулся, задышал отрывисто, явно не зная, как бы похлеще завершить гневную отповедь, наконец сплюнул, схватил свою кружку, обжегся и пролил, вернулся к буфету, схватил два пряника и, шваркнув стеклянной дверцей, вышел вон.

Август подхватил остальные кружки и забрался к брату на мягкое; Тимур же выкопал из угла завернутый в дырявые носки кулек – на свет были извлечены две карамельки и один чупа-чупс. Старший присвистнул:

– Откуда? – и наткнулся на острую ухмылку в ответ. Младший, презрев старые конфеты, развернул хрустящую обертку. – Не говори, что спер, – он замер, отставив чай, и строго глянул в угольки глаз напротив. Брат засунул леденец целиком в рот и по втянувшимся щекам и ряби удовольствия, нарушившей покой детского личика, Август понял, каково это. Он сглотнул.

– Просто контрольную кое-кому написал, – сполна насладившись замешательством брата Тимур захихикал и протянул влажный шар на палочке брату. Тот, с сомнением осмотрев зеленую карамель, все же лизнул опасливо и замер, прикрыв глаза: он пытался запомнить этот вкус как можно четче, но слюна очень скоро размыла кислую сладость и оставила лишь смутное воспоминание не о яблоках в июле в саду, за которыми забирался босиком на дерево и трусил ветки, а потом набивал мешки нападавшими плодами, а о неком абстрактном яблоке, чистом, без червей, натертом воском – такое могли использовать в тех задачах, где у вас отбирали пять яблок от восьми, а потом возвращали одно. Такое могло лежать в магазине в городе.

У яблок другой вкус.

Он вернул леденец и спросил, добавив в голос шутливой строгости, и пока младший оправдывался, достал из кладовой банку меда и добавил себе в чай. Брат же оттолкнул ложку, да и чай сжимал в ладонях только для согрева. Он бормотал, перекатывая на языке ароматизированный кусок плавленого сахара, мол, да уж, непросто было и себе пару задачек решить, и оболтусу в соседнем ряду, но он справился. Да, явно трояк будет и в чужой работе, и в своей, но зато какая выгода.